Кто из добрых соседей возьмет ее к себе, малышку не старше восьми лет? Юнити был город, построенный на глазах у Господа, но где же то милосердие, к которому так часто призывал пришлый священник, преодолевавший извилистый путь из Бостона? Никому из семейств девочка была не нужна, даже Локхартам, державшим на окраине города свиней и овец. Девочка была хорошенькая, по виду смышленая, но, когда ее привели на городской луг, где собрался народ, чтобы помолиться и возрадоваться спасению человеческой жизни, она даже не сообразила преклонить колени. Она смотрела прямо в небеса, горделивая, любознательная, и это всем внушало беспокойство.

Первым в дом ее взял Джон Эллиот, хотя не очень-то хотел. Просто его жена высказалась, что они должны проявить сострадание, но в первую же ночь семья услышала звон колокольчика. Они не сомкнули глаз до самого утра и отказались от девочки. Следующими ее взяли Хэпгуды, но малышка не захотела снять звезду, висевшую на шее; не было в девочке ни благочестия, ни послушания, поэтому Хэпгуды тоже отвели ее обратно. Тогда у Чарлза Хатауэя не осталось иного выбора, как взять ее к себе. Это был первый богач в городе, получивший земельный надел прямо от короля, и он считал своим долгом преуспеть там, где другие потерпели поражение.

У Хатауэя был родной сын, Сэмюель, почти одногодок девочки, но только не черненький, а очень светленький. Хатауэй не терпел непослушания от собственного отпрыска и поэтому взялся обучить это дитя из северных лесов манерам цивилизованных людей. Когда среди ночи зазвонил колокольчик и разбудил весь дом, Хатауэй отстегал Ребекку прутом из лещины. Когда она, вооружившись компасом, ушла бродить по городу, он вернул ее в дом и снова высек, на этот раз прутом из боярышника. Когда она наотрез отказалась снять звезду, он сорвал цепочку с ее шейки и высек девочку дубовым прутом.

А дети тем временем стали неразлучны — вероятно, их объединила общая ненависть к Хатауэю. Однажды ночью ребятишки исчезли. Идя по стрелке серебряного компаса, они вышли к тому месту, где девочку впервые увидели, — к «столу и стульям». Там их и нашел той же ночью Хатауэй, они спали на «столе», заключив друг друга в объятия. На следующий день Хатауэй избавился от девочки. Он отвел ее к прачке, которая жила на берегу озера. Это была старая женщина, имевшая, однако, зоркий глаз на все ценное.

Говорили, будто прачка умела отличить домотканую вещь от шелковой на расстоянии в сотню ярдов. Имя прачки история не сохранила, но именно эта женщина решила назвать девочку Ребеккой. В любое время дня кто бы ни проходил мимо озера, слышал: «Ребекка, иди сюда! Ребекка, куда ты запропастилась?»

А все потому, что дел на берегу озера было великое множество. Девочка должна быть умной, чтобы не обжечься, когда добавляет золу в кипящий жир при варке мыла. Она должна быть сильной, чтобы выжимать тяжелую шерстяную ткань. Она должна быть выносливой, чтобы не жаловаться, когда пальцы станут кровоточить от ядовитого щелока. Она должна быть спокойной, чтобы не пикнуть, когда руки стянет от картофельного крахмала. Она должна ждать, когда наступит ее час.

Что-то билось в стекло. Стелла решила, что это всего лишь дождь, поэтому не обращала внимания. Она погрузилась в историю Ребекки Спарроу, но тут вновь застучало, на этот раз более настойчиво. В окно летели мелкие камешки, целый дождь гальки. Это было в тот час после сумерек, который все окрашивает в синий цвет. Дрозды пролетели по небу и слились с тенью. Стелла распахнула окно и глянула вниз, где росла сирень и платановые деревья.

Там стоял Джимми Эллиот.

Она не разглядела его лица, но точно знала, что это он, по тому, как он делал вид, будто случайно здесь оказался, без всякой причины. Можно подумать, еще минуту назад он занимался собственным делом, а потом вдруг взял и швырнул камешек в окно, даже не подозревая, чье оно.

В последнее время он все чаще и чаще попадался ей на глаза, появлялся там, где его не ждали, заходил в пиццерию, где уже сидели Стелла и Синтия, слонялся в школьном коридоре возле шкафчика Стеллы с удивленным видом, словно потерялся и ему нужна карта, чтобы сориентироваться в родном городе. И вот теперь, в этот вечер, он объявлял о своем присутствии; даже больше: он бросал ей вызов.

Стелла никогда не отступала перед вызовом. Она достала ключ из рюкзака и швырнула на тротуар. Непонятно, ожидал такой реакции Джимми или нет, но, во всяком случае, он живо подобрал ключ, подошел к запертой двери чайной, и через несколько секунд Стелла услышала его шаги на лестнице. Она понадеялась, что Лиза, составлявшая на кухне список покупок на неделю, ничего не заметит. Каждый раз при виде Джимми Стелла ощущала невесомость в животе, и теперь она не знала, чего еще от себя ждать, когда он войдет через дверь. Нужен он ей здесь или нет? Тут до нее дошло, что под халатом на ней почти ничего нет, поэтому она быстро завернулась в одеяло.

Он вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Комната показалась Стелле совершенно нереальной с Джимми Эллиотом, стоявшим у кровати. Ей почудилось, будто в воздухе рассеялись частички его запаха. Это был аромат дождя и еще чего-то — Стелла не поняла, чего именно.

— Она слышала, как ты вошел? — прошептала Стелла.

— Лиза? Она на кухне слушает музыку и подпевает.

И точно, до Стеллы донесся приглушенный голос Лизы. Оба едва сдержали смех. Лиза распевала песню Ареты Франклин. Уилл часто проигрывал компакт-диск королевы соула.

— Ты чего закуталась? — спросил Джимми. — Видок у тебя, как у одной из тех бабулек, что никогда не вылезают из кровати.

— Не смейся надо мной.

Если честно, то Стеллу начало слегка мутить. Опять эта невесомость в животе. И почему только Джимми Эллиот такой красавчик? И почему только у него такой потерянный вид?

— Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?

— Я серьезно. Прекрати.

Джимми уставился на нее. Становилось темно.

— Так и быть, — согласился он и плюхнулся на кровать рядом с ней, потом взял угол одеяла и натянул на себя. Единственное, что их разделяло, — диссертация Мэтта. — А это что такое?

Стелла проворно схватила рукопись и запихнула под подушку. На ней был браслет, подарок отца, и бубенчик тихо звякнул.

— Ничего.

— Как это ничего?

И тогда он ее поцеловал. Губы Стеллы сразу запылали. Она подумала о свече с булавкой и о том, как любовь непрошеной вторгается в человеческую жизнь. Она почувствовала, как Джимми прижался к ней бедром, и в этом месте тоже начало гореть. Везде, где он дотрагивался до нее, везде, где он был. Значит, вот как это бывает, этот жар, это желание того, чего не следует желать.

— Наверное, нам не нужно этого делать, — сказала немного погодя Стелла.

К этому времени губы у нее болели, хотя останавливаться не хотелось. И все равно в ней нарастала паника.

— А что нам делать? Читать?

Стелла невольно расхохоталась, но тут же подавила смех, так как с лестницы донеслись шаги Лизы. Она пела фальшиво, хотя и с чувством. Стелла зажала рукой рот Джимми, чтобы Лиза не услышала хохот. Его дыхание тут же обожгло ей ладошку. Она вспомнила, как Хэп рассказывал ей о человеке, способном выдыхать огонь. Стелла склонила голову на грудь Джимми и услышала, как громко стучит его сердце. Быть может, это в нем привлекало ее? То, что она видела его смерть в очень преклонном возрасте; что рядом с ним ей не нужно было тревожиться, какой ужасный удар судьбы поджидает за следующим углом?