— Да не положил я. Думал, чего зря еде пропадать, вот и бросил собакам. Кто же знал-то. Ты уж прости меня, а, Лира?

— Не у того прощенья просишь. У него вон проси.

Лира снова опустилась на колени и бережно дотронулась до мертвой детской щечки.

Внезапно, словно одержимая какой-то идеей, она вскочила на ноги и начала рывками расстегивать шубу. Ледяной воздух забирался ей под мышки, но девочка не обращала на это внимания, продолжая что-то искать в карманах. Через мгновение в руках у нее была золотая монета.

— Мне нож нужен, — сказала она тому цагану, который взял рыбу. Он молча повиновался. — Как ее звали, Пан?

Альм мгновенно понял, о ком идет речь.

— Шмыга.

Кое-как зажав монету в левой руке, Лира стынущими на холоде пальцами взяла нож, как карандаш, и попыталась выцарапать на монете имя альма. Лезвие оставляло на золоте неглубокие бороздки.

— Ты уж прости меня, — шептала она, глотая слезы. — Это все, что я могу. Зато я хороню тебя, как настоящего профессора из колледжа Вод Иорданских.

Теперь надо было каким-то образом разжать Тони зубы, чтобы положить ему монетку в рот. С превеликим трудом ей это удалось. Она даже смогла сделать так, чтобы челюсть не отвисла.

Лира вернула цагану нож и побрела назад, к нартам Фардера Корама. Начинало светать. Старик ждал ее с котелком горячего супа. Обжигаясь, она начала жадно хлебать его.

— Вам про ведуний рассказали? — облизав ложку, спросила она старика. — А вдруг ваша там тоже была?

— Моя? — удивленно поднял седые брови Фардер Корам. — Не знаю, деточка, не знаю.

— А куда они летели?

— Ну, мало ли. У них-то, у ведуний, столько дел, нам и не уразуметь. Человеческому уму сие не подвластно. Скажем, хворь какая-нибудь их косит загадочная, а мы и не чихнем. Или война разразится, а из-за чего — нам неведомо. А то начнут они, скажем, ликовать или, напротив, убиваться из-за какой-нибудь малой былинки в тундре. Эх, дорого бы я дал, чтобы хоть одним глазком увидеть, как летят они по небосводу. Такая, наверное, картина. Да что же ты не ешь-то, Лирушка? Ты ешь, не слушай меня, старика. Давай, весь супчик выгребай. Может, еще хочешь? Тут вот уже и лепешки подоспели. Кушай, моя деточка, а то нам ведь скоро в путь.

От горячей похлебки Лира ожила. Мало-помалу и заледеневшая душа начала оттаивать. Вместе с толпой других цаган она пошла взглянуть, как маленький детский трупик опускают на погребальный одр. Низко наклонив голову и крепко зажмурившись, она слушала слова молитвы, которую читал над ним Джон Фаа. Вот и тельце Тони, и груда хвороста облиты спиртом, чиркает спичка, и синеватые языки пламени объемлют все.

Убедившись, что костер прогорел дотла, отряд вновь двинулся в путь. Странное, призрачное это было путешествие. Повалил густой снег, и вскоре в мире не осталось ничего, кроме расплывчатых силуэтов собак где-то впереди, санного бега, скрипящих полозьев, жгучего холода да мятущейся наволочи, тяжелых снежных хлопьев, чуть темнее, чем небо над головой, и чуть светлее, чем хрусткий наст под ногами.

Сквозь снежную эту круговерть бежали и бежали собачьи упряжки, только хвосты развевались да из пастей с высунутыми языками пар валил. Они мчались на север, все дальше и дальше, а луна тем временем всходила и заходила, и бледный млечный свет ее сменялся предрассветными сумерками. Нужно было отдохнуть; напоить и накормить собак и людей, так что в узкой лощине между холмами решили сделать привал. Пока Джон Фаа и Ли Скорсби увлеченно обсуждали, как же наилучшим образом использовать воздушный шар, Лира вдруг вспомнила про металлического жучка-шпиона, который наделал столько шума на цаганской лодке. Фардер Корам еще засадил его в жестянку из-под табака. Интересно, а где же она сейчас?

— Да лежит где-то, — ответил девочке старый цаган. — Я ее на самое дно вещевого мешка сунул и не вынимал с тех пор. А что там смотреть-то? Я, как обещал, еще на корабле по краю крышки паяльником прошел. Ума не приложу, что нам с ней делать. Я уж тут даже подумал грешным делом, может, ее в шахту сбросить огненную? Пусть себе сгинет в пламени. Но ты, девочка, не беспокойся. Пока жестянка эта у меня, ничего тебе не грозит.

Однако при первой же возможности Лира полезла в задубевший от холода вещмешок и, хорошенько порывшись в нем, извлекла на свет Божий маленькую жестяную коробочку. Еще до того, как девочка взяла ее в руки, она услышала злобное жужжание.

Воспользовавшись тем, что Фардер Корам был занят какими-то разговорами с главами кланов, Лира решила показать жестянку Йореку Бьернисену. Она ведь помнила, как ловко медведь управлялся с железом, с какой легкостью он вспорол когтем толстенный металлический капот трактора. В голове у нее созрел план.

Йорек выслушал девочку, наклонив голову, потом взял в лапы крышку от пустой жестянки из-под галет и с быстротой фокусника расплющил ее, так что получился аккуратный кругляш. Лира не сводила с медведя восхищенных глаз. У Йорека, как и у всех панцирбьорнов были не лапы, а настоящие руки с противолежащим большим пальцем, совсем как у человека. Когтем этого пальца он мог удобно захватывать и держать предметы во время работы. Кроме того, Йорек каким-то непостижимым образом чувствовал прочность и гибкость металла. Ему достаточно было пару раз покрутить его, попробовать на изгиб и ловко очертить острым когтем будущую линию сгиба. Именно это он сейчас и делал. Не прошло и минуты, как он искусно отогнул вверх края металлического кругляшка, так что получились боковые стенки и донце. Теперь оставалось только вытянуть крышку. По Лириной просьбе он изготовил таких коробочек две: одну точно в размер старой жестянки из-под табака, а другую побольше. В нее-то и положили коробочку с жуком-шпионом, а образовавшийся зазор заполнили клочками шерсти, мхом, лишайниками и утрамбовали все это получше, чтобы зудящее жужжание было меньше слышно. Потом отогнули крышку, плотно обжали края — и готово дело. Получился аккуратный невысокий цилиндрик, по размеру и форме в точности как Лирин веритометр.

Теперь можно было и отдохнуть. Йорек обгладывал мороженую оленью ногу, твердую как камень. Лира сидела рядом.

— Йорек, — нерешительно начала девочка. — Наверное, очень плохо, когда у тебя нет альма, правда? Тебе ведь одиноко так жить.

— Одиноко? — недоуменно произнес Йорек. — Откуда мне знать? Вон мне говорят, что здесь холодно. А мне и невдомек, что такое холод, я-то не мерзну никогда. И про одиночество не ведаю. Медведям компания ни к чему. Заведено так.

— А как же медведи из Свальбарда? Ведь их там целые тысячи, я сама слышала.

Йорек ничего не ответил, только рванул зубами задубевший кусок мяса так, что треск пошел, будто кто-то сучья ломает.

— Ты прости меня, пожалуйста. — Лира неловко заерзала на своем месте. — Я же не хотела тебя обидеть. Просто мне ужасно интересно. А уж к Свальбарду и к тамошним медведям у меня интерес особый. Там ведь мой папа.