– Я понимаю, Бонни Рэй, – сказал Финн, глядя мне в глаза. – Думаешь, я этого не знал? В тюрьме полно уродливых вещей, они окружали меня целых пять лет. Порой мне кажется, что я никогда не сумею окончательно смыть с себя их вонь.

– То, что я чувствую к тебе, Финн… Я никогда раньше ничего подобного не испытывала. Это не просто настоящее, это лучше. Может, суть всей нашей жизни в том, чтобы не дать настоящему убедить нас в том, что ничего другого не существует.

Финн не ответил, и я не знала, сумела ли до него достучаться. Но мне нужно было, чтобы он поверил мне. В моем сердце бушевал шторм, и я посмотрела не него, умоляя услышать меня.

– Может, я больше не стану искать настоящее, – прошептала я.

Глаза Финна блестели в темноте, черты его лица мягко освещала луна, озарявшая мир за окном своим сиянием.

– Зачем мне настоящее, если я нашла Бесконечность?

∞

Через два часа автобус сделал остановку в городе Галлап, штат Нью-Мексико, но мы не стали выходить. Когда он снова тронулся, мы немного поспали. Учитывая, как редко нам удавалось отдыхать всю прошедшую неделю, мы легко отключились под убаюкивающее гудение двигателя. Натянув козырьки бейсболок на лицо, мы поменялись местами, чтобы Финн мог прислониться к окошку, а я – положить голову ему на плечо.

В следующий раз автобус остановился уже в Аризоне, в городе Флагстафф, примерно через три часа. Почти половина поездки была позади. Мы снова решили не выходить: чем меньше внимания мы привлекаем, тем лучше. Пока мы ждали отправления автобуса, я покопалась в сумочке и достала маркер, которым подписала купюру для уборщика.

– Какой нормальный человек вообще носит маркер в сумке? – покачал головой Финн.

– Это профессиональное, Клайд. Я из дома без маркера не выхожу.

– Ты хотя бы здесь автографы не раздавай, ладно? Нам еще несколько часов ехать, и уже стало светло. Так что никаких автограф-сессий и концертов для военнослужащих. – С нами в автобусе ехали несколько солдат, и я уже успела обратить на это внимание Финна, рассказав заодно о своем участии в благотворительном проекте в поддержку американских военнослужащих.

– Придержи коней, Инфинити, – усмехнулась я. – Дай-ка мне правую руку.

Финн послушался. Я сняла колпачок маркера зубами и осторожно добавила еще одну точку к его татуировке. «Клетка» по-прежнему состояла из четырех точек, но вместо одного человека внутри теперь было двое. В смысле – две точки. Финн посмотрел на мои художества и перевел взгляд на меня, вопросительно приподняв брови.

– Ты больше не один. И я тоже. Наверное, мы все еще в клетке… И это моя вина. Но, по крайней мере, мы вместе. – К горлу подкатил ком, и я отвернулась. Ох уж эта женская сентиментальность.

– А ты знала, что два – тоже неприкосновенное число? – спросил Финн через несколько долгих минут, глядя на свою руку.

– Правда?

Он медленно кивнул и провел пальцем по точкам, которых теперь было шесть.

– А шесть называют совершенным числом. Сумма всех его делителей – один, два и три – равна шести. Как и произведение.

– То есть ты хочешь сказать, что вместе мы совершенны и неприкосновенны?

Финн резко поднял глаза, и мне ужасно захотелось, чтобы мы оказались где-нибудь не здесь. Я потянулась к нему и поцеловала. Мне необходимо было прикоснуться к его губам хоть на мгновение. Но я сразу отстранилась, не желая привлекать внимание других пассажиров. Финн забрал у меня маркер, перевернул мою правую руку ладонью вверх и нарисовал на запястье знак бесконечности – плавную черную восьмерку длиной в три сантиметра.

– Я думаю, ты всегда была совершенной и неприкосновенной. Но теперь ты моя. И я тебя никому не отдам. – Его голос прозвучал тихо, но глаза свирепо сверкнули. Мне показалось, что, говоря это, он пытался убедить самого себя.

∞

Прошло почти одиннадцать часов после нашего побега из Альбукерке, когда автобус, вздрагивая, шипя и поскрипывая, остановился возле огромного казино на Фримонт-стрит в центре исторической части города к северу от Лас-Вегас-Стрип. Фримонт-стрит все еще выглядела гламурно и сияла неоновыми огнями, но, если приглядеться, можно было заметить, что чулки у этой красотки рваные, а пудра уже давно не скрывает возраст.

Автобус сделал еще две остановки, и Финн уговорил миниатюрную латиноамериканку, сидевшую перед нами, сходить за сэндвичами и водой для нас и для себя в обмен на внушительную сдачу. Сами мы ни разу не выходили из автобуса за всю поездку, пользуясь встроенным туалетом (фу!), и теперь, спускаясь по ступенькам, я почувствовала, как сильно затекли ноги. Я привыкла путешествовать на автобусе, но тот, на котором я ездила с гастролями, был намного комфортнее рейсового «Грейхаунда», пропахшего выхлопами, куревом и потом. А нам еще предстояло пересесть на автобус до Лос-Анджелеса. Я едва не застонала, вспомнив об этом, и с горечью подумала о миллионах долларов, которые заработала за последние несколько лет.

Билеты до Лос-Анджелеса мы купили сразу, ужасно боясь не успеть – именно теперь, когда мы были так близки к цели. Мы добрались до Вегаса, куда направлялись изначально. Еще совсем немного, и все это безумие должно закончиться.

Автобус, на котором мы приехали, далее менял курс, но был другой, который отправлялся в Лос-Анджелес в восемь вечера. Было три часа дня. И я должна была найти платье, достойное церемонии вручения «Оскара», и смокинг, достойный Инфинити Клайда. Непростая задача, учитывая, что я старалась не привлекать внимания, одетая в пыльные джинсы и бейсболку, с дурацкими очками на носу. Финн распустил волосы, разгладил их руками и снова собрал в хвост. Казалось, долгая дорога никак на нем не отразилась. Финн оставался Финном – высоким, светловолосым и красивым. Посмотрев на него, мне захотелось одновременно улыбаться и плакать.

Он заметил мой взгляд и поймал меня за подбородок.

– Ты что?

– Опять чувствую себя Хэнком Шелби. В смысле грубой и страшненькой. Мне нужно чудесное преображение, но, боюсь, на этот раз «Волмарт» меня не спасет.

– Самое трудное позади, Бонни Рэй. Это же Вегас, город тусовщиков. Мы бы нашли здесь платье даже с завязанными глазами. У нас пять часов, а до магазинов рукой подать. Не плачь, Хэнк, купим тебе красивое платье. – Он подмигнул мне, и я улыбнулась, хотя Финн понятия не имел, во что ввязывается. Я решила, что объяснять нет смысла.

Я еще никогда не была на церемонии вручения «Оскара», но в моей копилке имелись «Грэмми» и премия Ассоциации кантри-музыки. Я прекрасно помнила сверкающие вспышки фотокамер, лица, накрашенные в три слоя, сияющую кожу, ожерелья за миллионы долларов и дизайнерские платья. Я едва не поморщилась при мысли о том, что придется пойти на «Оскар» в расшитом блестками коктейльном платье, как на школьный бал. Я представляла, чего хочу, но не знала, сумею ли найти именно то, что нужно. И платье должно идеально сесть по фигуре. Как и костюм для Финна, что еще труднее. Он был крупнее большинства парней, и, хотя я была в восторге от его нестандартного телосложения, это здорово усложняло задачу.