– Славно, значит, вы проснулись. Почти на полчаса раньше.

Штерн узнал этот голос. Без искажения он звучал определенно по-человечески.

Волна холодного воздуха ворвалась в машину, когда мужчина вышел из автомобиля. Роберт вздрогнул и ощутил резкую боль. Кремовый свет лампы для чтения лишь на мгновение упал на выдающийся профиль киллера. Но Роберту хватило этой секунды, чтобы узнать мужчину в зеркале заднего вида. Его отражение снизило мыслительные способности Штерна до нуля. То, что он увидел, было просто невозможно.

– Ну, теперь вы все-таки верите в реинкарнацию? – засмеялся Энглер, открывая пассажирскую дверь и как мешок с картошкой вытаскивая Штерна из машины.

Роберт споткнулся, не сумел опереться на связанные руки и полетел вниз лицом на утоптанную глинистую почву. Комковатый слой листвы и влажной земли смягчил падение – к огромному сожалению Штерна, который предпочел бы потерять сознание от удара.

Энглер? Руководитель комиссии по расследованию убийств? Как такое возможно?

Сильные руки подняли Штерна, и он неожиданно понял две вещи: он узнал эту парковку и знал, почему находится здесь.

– Вы не должны верить всему, что видите, – произнес комиссар, ставя его на ноги. – Добрый день, доктор Тифензее, вы на месте? – издевался он, имитируя спектакль, который разыграл в клинике психиатра.

Потом поднес какую-то пластиковую насадку ко рту и продолжил уже измененным голосом:

– Видите ножницы для разрезания повязок? Воткните их ему в сердце.

Энглер отступил на один шаг и захлопнул открытую пассажирскую дверь. Звук напомнил Штерну грохот дверей в клинике Тифензее. Только сейчас ему пришло в голову, что голоса там никогда не звучали вместе, не накладывались друг на друга. Каждый раз, когда Энглер использовал пластиковый преобразователь голоса, он уходил в какой-нибудь кабинет клиники. Своим нормальным голосом он говорил только в коридоре.

– Что же, было очень увлекательно, когда мне пришлось вытаскивать из клиники своего человека, которого вы застали там врасплох. – Энглер засмеялся. – Почти так же, как и инсценированная авария. Черт подери. Все шло по плану, и вдруг вы решили сдаться? Я должен был этому помешать. Но, к счастью, вы чрезвычайно доверчивы. Три выстрела, разлетевшееся на осколки лобовое стекло и немного искусственной крови во рту для вас оказалось достаточно. Ну, может, еще DVD.

Его хихиканье почти напоминало истерику. Немного успокоившись, Энглер сплюнул на влажную землю.

– Как вам понравился номер с мотоциклистом? Он хотел всего пятьсот евро за то, что выстрелит мне в стекло, а потом приставит вам пистолет к голове. Но не переживайте. Он не заслуживает жалости. Парень любил маленьких детей. Кроме того, на его совести Тифензее. Помните? Это тот длинноволосый, за которым вы выбежали из клиники.

Штерн сделал шаг вперед и, пошатываясь, направился к багажнику своего «мерседеса». Он почувствовал, что вскоре ему понадобится какая-то опора, если только он не хочет снова упасть. Здесь, посредине парковки, на забытом богом берегу озера Ванзее.

– Ах да. – Энглер сделал вид, что вдруг вспомнил что-то важное. – О «Мосте» вдруг узнало слишком много людей. Поэтому я договорился с мужчиной, который хочет меня убить, о встрече в другом месте и на сорок пять минут позже. Но думаю, мы не будем скучать до появления нашего гостя.

Ничего. Ни огней, ни машины. Ни малейшего признака жизни. Иногда отсутствие чего-то может быть таким же ощутимым, как и присутствие шумной толпы. Карина стояла на парковке перед «Мостом» и задыхалась от одиночества.

«Где они? Где Роберт? Симон?»

На подъездной дорожке перед кораблем-рестораном не было ни одного транспортного средства, кроме ее собственного автомобиля. Конечно, шорох листьев, скрип такелажа и беспокойный плеск волн могли заглушить прочие шумы вокруг. Но инстинкты подсказывали Карине, что здесь нечего было заглушать. Она была одна.

Карина схватилась за телефон, чтобы еще раз связаться с полицией – как уже сделала по дороге сюда. Дозвониться до Роберта можно даже не пытаться. Его телефон был выключен или находился вне зоны действия сети.

С пистолетом в руке она еще раз подошла к запертым воротам перед лодочным причалом, раздумывая, стоит ли ей перелезать через них. Колючая проволока, которая венчала изогнутую решетку, так и ждала кого-нибудь, чтобы вспороть ему живот.

Карина вспомнила фильмы, где главный герой ухватился бы сейчас за какой-нибудь трос и перелез на корабль. Но ее слабые руки ясно говорили: «Бесполезно».

За спиной вдруг послышался шум: какая-то машина промчалась мимо прямо навстречу бушующему осеннему шторму. Карина схватилась за радиотелефон и стала на ощупь искать кпопку, чтобы повторно набрать номер службы спасения. Потом прислонилась спиной к шаткой решетчатой двери – и ощутила это. В тот самый момент, когда закрыла глаза.

От испуга Карина выронила телефон. Тот со всей силы грохнулся о землю. Сначала из него вылетел аккумулятор, остатки аппарата поскакали по причалу и упали в темную бурную воду. Карина медленно повернулась, слишком поглощенная своей догадкой, чтобы сожалеть о том, что лишилась единственной возможности коммуникации.

Она все это время была здесь – большая ламинированная картонная табличка на воротах, которая сейчас уперлась Карине в спину. Именно потому, что табличка висела на таком видном месте, Карина не обратила на нее внимания. Она думала, там указаны часы работы ресторана или стандартное предупреждение «Вход запрещен».

Но – при более внимательном рассмотрении – для постоянного объявления такая табличка выглядела слишком непрофессионально: какая-то самодельная, на скорую руку прикрепленная проволокой к металлическим прутьям.

Кроме того, Карину раздражала большая улыбающаяся рожица в самом конце. Единственное, что она вообще смогла разобрать в призрачном лунном свете.

Карина вытащила из бокового кармана зажигалку. Желтое пламя осветило весь текст – и в тот же миг умерла последняя надежда.

Происходящее представлялось бессмысленным, и все равно ему неожиданно показалось, что он все понял. Здесь и сейчас, в неторопливых предрассветных сумерках.

DVD, разыгранное мотоциклистом убийство Энглера, «мерседес» Роберта, перед которым он сам вот-вот рухнет, – все это могло означать лишь одно: Энглер никогда не собирался открывать ему правду о Феликсе. Это не входило в его садистский план. Наоборот. В конце следователь с превеликим удовольствием избавится от него, так ничего и не рассказав. Штерн растерянно кивал, как человек, который наконец осознал страшную ошибку. Постепенно все начинало складываться в единую картину, на которой вскоре можно будет разглядеть труп Штерна.