— Тебе неудобно, — откашлялся, но голос так сел, что самому горло продрало, выдав Олега с головой. Будто пацан юный и контроля ноль.

Пересыпал, наконец, сахар в чашку и поставил ту под сопло, включил новый цикл, забрав свою порцию напитка с подставки.

— Пошли, найдем сейчас что-то тебе, переоденешься. И тогда уже спокойно поговорим, — освободив руки, подошел к Даше.

Протянул ладонь автоматом. Она вложила свои тонкие, подрагивающие пальцы, словно и не задумавшись даже. Открыто, просто, на инстинктивном доверии. Продолжая при этом в глаза смотреть Олегу. Только… Вот не нравились ему тени страха и какого-то отчаяния, которые при этом прятались в зеленом взоре!

Будет сейчас разбираться.

И только войдя в спальню, Гутник допустил, что выбрал неверную тактику, поддавшись подсознательной тяге. Капитально просчитался.

Нет, у него не было тут беспорядка, всегда все по-спартански убрано, как приучили с казармы еще в академии, так и привык жить, да и один же вечно. Но… здесь было как-то по-особенному тихо. Далеко от дверей, за которыми охрана стояла, о чем он не забывал ни на мгновение. И странное, обманчиво-опасное чувство нахлынуло: будто они сейчас одни на десятки километров вокруг, отрезаны от всего остального мира. И нет никаких задач, вопросов, ее страхов… Только то, что тянет друг к другу все сильнее! Только их связь, крепче которой, спорить уже мог, ничего на свете нет!

— Хочешь рубашку с рукавом или футболку? Халатов у меня не водилось отродясь… — попытался отвлечь себя, загрузить мозг задачей, отодвинул одну створку шкафа-купе. — Все чистое, не волнуйся, — зачем-то заверил, не получив ответа.

А сам же каждой клеткой ее присутствие рядом ощущает! Организм вообще забыл, что есть проблемы и какие-то последствия взрыва — живее всех живых, блин! И дурное осознание, что вон там, в углу на полке валяется упаковка с презервативами, вынутая перед сдачей вещей в химчистку и забытая много месяцев назад за ненадобностью.

Даша промолчала. Непонятно, что увидела или подумала.

И Олег сделал самую глобальную свою ошибку за этот день, наверное, повернулся и посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, почему не отвечает…

И все. По ощущению — в бездну рухнул, провалился в зеленый взгляд, наполненный смущением, открытой тягой и таким вихрем эмоций, которые его девочка точно скрывать не умела, что у него снесло всякий контроль и здравый смысл на х*р!.. А в ее глазах — отражение его безумного желания и потребности!

— Олег!.. — выдохнула она точно, как в той подсобке три дня назад.

Надрывно вздохнула, хрипло, словно от жажды по нему умирая.

И все! Контрольный. В голову! Не помогла и титановая пластина.

** Гутник даже не понял, в какой момент повернулся к ней всем корпусом? Не отследил, когда руки сгребли Дашу, прижав к себе?! Будто точно планочный — и его адекватность рухнула ниже всякого осознания реальности.

Точка. Рубикон. Кончились причины и доводы. Голая нужда и потребность в ней! Такая внутренняя тоска, будто точно век ждал, а сейчас не в человеческих силах стоять в стороне оказалось, несмотря на волю и характер.

Олег просто физически не мог дальше без нее! Ни минуты, ни секунды! И эпицентр этой плотской же потребности не в паху, хоть и там до сладкой, напряженной боли, нервы эрекцией давит! Нет — в животе словно черная дыра! Сосущая бездна, которую ничем другим, только теплом тела Даши заполнить в состоянии! Заглушить выжирающую, сосущую боль одиночества и вечного холода…

Сгреб Дарью в объятия, которые больше алчные тиски напоминали, прижал к себе до одури, до боли в натянутых рубцами мышцах, до такой плотности, что самому дышать тяжело!

— Не смотри так, ангел мой! Не бойся ничего! — затрясло от необходимости ее успокоить, подмять под себя, обернуть всем телом, защищая от любой угрозы, реальной или выдуманной!

А Даша и тут не сопротивляется! Вцепилась вдруг сама в его плечи, да так, что и через рубашку силу этого захвата тонких пальцев ощущает! Будто с ним в мощи потребности соревнуется! Сама плотнее их тела сблизить старается… Будто могла бы — оплела бы каждой клеткой, волосинкой, нервом, спаяла бы сосудами, объединив и кровоток!

— Мы со всем справимся, слышишь?! Это пыль… Я слово тебе даю! Ни фига у них не выйдет. В этот раз я ни за что не потеряю тебя! Не допущу… — разум окончательно покинула адекватность!

Не осознавал, что говорит, из груди рвалось, с самой подкорки.

Да и до слов ли, когда лица впритык и он в ее зеленом взгляде тонет, ощущая, насколько Дашу колотит, как сильно она тянется к нему?!

И Олег, вечно же гордящийся своей отстранённостью и выдержкой, понял, что перед ней никогда не сможет устоять! Что угодно готов ей дать, от всех своих убеждений отказаться, лишь бы она была спокойна и счастлива!..

Наклонился еще ниже рывком, жадно накрыв ее губы свои ртом, напал на нежную плоть, смял напором! Языком сходу в рот ворвался, будто выпить хотел тихий стон, который Даша не удержала. И сам пропал!

По краю сознания мелькнула необходимость проверить, удостовериться что не пугает ее, не принуждает, в своей жажде потерявшись… Но его девочка вдруг так яростно вперед подалась, обвив шею Олега руками… Как бы ни придушила, конечно, столько нежданной силы в этих хрупких руках оказалось! Может и не зря Женька стремался… Но Гутник точно тогда помрет самым счастливым! А сейчас ему жидкой лавой растеклось в груди, накатило каким-то ненормальным чувством дикого собственничества!

Его! Вся! Идеальная! Такая же жадная до него, порывистая, обжигающая ладони Олега пылающей кожей на затылке под волосами, в которые уже успел зарыться пальцами, наматывая, обездвижив, под себя удобней изогнув…

Гутник не сумел бы сказать, когда ее в стену впечатал, навалившись всем телом! Нет, не в состоянии был и каплю боли своему ангелу причинить, подстраховал, на свои предплечья удар о кирпич принял. Но так куда удобней оказалось нападать на ее губы, дав им дополнительную точку опоры… Все же вынужден был учитывать теперь свою новую реальность.

— Останови меня, ангел, — сипло в ее распахнутые губы выдохнул, опасаясь напугать, как бы там ни было. — Только одно слово, если не уверена или не готова еще… — попытался до последнего об ее интересах помнить.

В конце концов, не мог просто за скобки вынести, что Даше только двадцать, и точно же