Почувствовав внезапно возникшее напряжение, Печтер Дан Тарк отвел гостей в дальний конец стола, к предназначенным для них местам.

Еда оказалась восхитительной, вино — крепким и вкусным. К тому же пиршество сопровождалось представлением — через обеденный зал непрерывным потоком шествовали акробаты, певцы, танцоры и уморительно гримасничающие клоуны. Тем не менее ни Бринн, ни Астамир не могли чувствовать себя здесь свободно. Вокруг все только и говорили о том, как примерно наказать ятола Перидана и других предателей, в особенности солдат гарнизона Хасинты, которые переметнулись к Бардоху.

Тогайранку поразило, что аббат Олин принимал активное участие в обсуждении, причем, как казалось, выступал отнюдь не в роли стороннего советника.

Мистик тоже обратил на это внимание.

— Такое впечатление, будто твой друг Эйдриан не просто пришел на помощь ятолу Ваадану в час бедствия, а занимает здесь гораздо более прочные позиции.

Бринн уловила в голосе друга беспокойство. Она почти не принимала участия в застольной беседе. Лишь в какой-то момент тогайранка спросила сидящего рядом жреца-ятола об обстоятельствах появления в городе аббата Олина и получила загадочный ответ, что теперь, дескать, Хасинта будет в безопасности, как никогда, и вообще очень скоро в Бехрене воцарятся мир и порядок.

Наконец музыка стихла, пиршество явно подходило к концу. Бринн и Астамир встали, собираясь уйти. Мистик жестом подозвал Печтера Дан Тарка, одного из немногих присутствующих, кто еще не свалился под стол, и попросил проводить их.

Сначала они подошли попрощаться к ятолу Ваадану, стоящему в стороне и беседующему с гостями из Хонсе-Бира.

Тут к ним обратился аббат Олин; чувствовалось, что этим вечером старик позволил себе расслабиться и изрядно выпил.

— Ты действовала сегодня как друг, и это не будет забыто, — не совсем внятно произнес он, обращаясь к тогайранке.

Бринн пожала протянутую руку, но смотрела не на него, а на Маду Ваадана. Тот улыбался, однако несколько натянуто.

— Я желал бы встретиться с тобой снова, отважная предводительница Тогая, — с энтузиазмом продолжал аббат Олин. — Я желал бы больше узнать о твоем народе и об этом удивительном «скакуне»! Без сомнения, столь замечательное существо может оказать нам огромную помощь в защите Бехрена.

— Конечно.

Тогайранка вежливо поклонилась и в сопровождении Астамира покинула зал, пройдя мимо двух стражников у двери, — как ни странно, оба они явно были уроженцами Хонсе-Бира.

— Оказать нам огромную помощь в защите Бехрена? — изумленно прошептала Бринн.

— Не сомневаюсь, взгляд твоего приятеля Эйдриана устремлен ныне на юг, — так же негромко ответил мистик. — И его интерес носит отнюдь не мимолетный характер. Нужно бы выяснить о нем побольше.

Позже, когда тогайранка крепко спала у костра, Астамир оседлал Аграделеуса и полетел на восток. Промчавшись мимо Хасинты, они повернули на север, стараясь, чтобы силуэт дракона нельзя было рассмотреть на фоне темной горной гряды, и опустились на дамбу, возвышающуюся над водами Мирианика. Неподалеку покачивались на волнах пришвартованные в гавани боевые корабли Хонсе-Бира, а между ними шныряли суда меньшего размера.

Время от времени ночную тишину взрывал жуткий вопль.

— Вода около лодок бурлит, — заметил Аграделеус.

Мистик прищурился, но в зоркости он значительно уступал дракону. Астамир различал лишь смутные силуэты больших кораблей.

Словно в ответ на его слова, издалека донесся новый пронзительный крик.

Скрестив ноги, мистик сел на камень, положил руки на колени ладонями вверх, погрузился вглубь себя и разорвал связь своего духа с телом.

Освободившись из оков, дух его взмыл ввысь. Того же эффекта монахи абеликанской церкви достигали с помощью магических камней, но они могли посылать дух на более далекие расстояния. Впрочем, в данном случае путь его был недальним — всего лишь до стоящих на якорях кораблей.

Там Астамир более пристально вгляделся в происходящее. И то, чему он стал свидетелем, ужаснуло мистика.

Солдаты Хонсе-Бира захватили бехренские суда, прибывшие в порт Хасинты на помощь Бардоху и выступающему в союзе с ним ятолу Перидану, и теперь допрашивали изменников, добиваясь признания, кто именно подстрекал их к предательству.

А потом, вне зависимости от того, удалось развязать им язык или нет, несчастных, связав за спиной руки, сбрасывали в море.

У акул сегодня тоже выдался праздник.

Защищаясь от холодного ветра, Пони поплотнее закуталась в одеяло. Правда, оно намокло, да и ветер был влажный, пропитанный испарениями бесчисленных озер и болот, столь характерных для Вересковой Пустоши. Светлые волосы Пони слиплись от грязи. Похоже, в этой мрачной местности никогда не бывает сухо. Измученная схваткой с госпожой Дасслеронд и совершенно подавленная ее признанием в собственном вероломстве, женщина с трудом находила в себе силы, чтобы передвигать ноги. Больше всего ей хотелось лечь в жидкую грязь и умереть.

Дасслеронд сказала, что ради всех их Пони должна вступить в схватку с Эйдрианом, и, по правде говоря, трудно было не согласиться с ней. Но как можно убедить себя действовать подобным образом против собственного сына? И как можно одолеть ту силу, которая нашла воплощение в Эйдриане? Пони отчетливо ощущала эту силу. Ее сын сумел сломить волю Дара; ее сын оказался способен проникнуть в царство самой смерти и вызвать из могилы призрак Констанции Пемблбери.

Впрочем, что толку ломать голову над этими проблемами здесь, в мрачной Вересковой Пустоши? Пони достаточно хорошо знала эту местность, чтобы понимать всю глубину опасности, которая ей угрожала. Вода тут в основном была затхлая, вонючая, найти пропитание было очень трудно. Приближалась зима, и насыщенный влагой холодный ветер уже пронизывал женщину до костей. Ей не обойтись без убежища и костра, однако найти здесь сухое дерево практически невозможно. И вдобавок в этих безлюдных краях обитают гоблины и другие не менее мерзкие создания.

В ладони она сжимала гематит, но прекрасно понимала, что с точки зрения тепла, или еды, или помощи в случае нападения гоблинов толку от этого камня немного.

Пони шла и шла, упорно переставляя одну ногу за другой и надеясь лишь на то, что изумруд Дасслеронд зашвырнул ее куда-то не слишком далеко от восточного края Вересковой Пустоши.

Наступила ночь, и дикая местность вокруг ожила. Женщина, дрожа от холода, притаилась у края глинистого выступа.

Снова и снова раздавался волчий вой, с каждым разом все ближе. Пони поплотнее завернулась в одеяло и накинула его на голову в тщетных усилиях не слышать этих страшных звуков.

Это ей не удалось. Наконец, совершенно измученная, она погрузилась в магические глубины камня души, сначала собираясь лишь облететь местность поблизости, чтобы посмотреть, угрожает ли ей непосредственная опасность. Однако спустя некоторое время Пони непреодолимо потянуло на восток, хотя бы поглядеть на костры, горящие на крестьянских подворьях.