Вешая плащ Элеоноры в шкаф, Николай Иванович лихорадочно соображал, под каким благовидным предлогом спровадить нежданную посетительницу. Может, сказать, что у него важная встреча? Бесполезно. На Дворецких этот довод не действует. Мать и дочь считали себя особо важными персонами и искренне полагали, что выше их может быть разве что президент или папа римский. Может, сослаться на больное сердце? Пожалуй, прокатит, если его тут же, не сходя с места, хватит инфаркт. Дворецкая еще не сказала ему причины своего появления, а Родионов уже чувствовал исходящую от нее опасность.

– Мне много не надо, – хищно улыбалась она. – Скажи только, что мать указала в своем завещании?

– В завещании? – тупо повторил он.

– Ну, да. В завещании. Ты что, глухой?

Он облизнул губы.

– Боюсь, что я не могу этого сказать. Это тайна.

– О какой еще тайне ты толкуешь, милый? – проворковала она. – Ты не забыл еще, что я являюсь дочерью Вероники?

– Никак нет, – пробормотал он. – Но последняя воля завещателя становится известна родственникам только после его… ее…

– Смерти, – подсказала Элеонора.

– Ну, да, смерти.

– Скажи, а какой прок мне от моих знаний тогда, когда я уже не смогу ничего предпринять?

– Не знаю. Но закон говорит…

– Ой, да чихала я на твой закон. Я сейчас хочу знать, что мне полагается.

– Но я могу лишиться работы! – воскликнул Родионов.

– Не болтай ерунды!

– Если Вероника узнает…

– А кто будет говорить Веронике? Лично я не собираюсь.

Дворецкая поднялась и сделала шаг в направлении Родионова. Он отступил к окну. Ее кошачьи глаза сощурились, словно при виде добычи. Нотариус почувствовал себя неуютно. В довершение всего, исходящий от нее запах духов дурманил ему голову. В нем чувствовалось что-то животное, дикое и необузданное. Так, должно быть, пахнет хищник, крадущийся к жертве.

– Но, Элли, я правда ничего не могу сказать, – пролепетал он.

– Правда? – Она расстегнула верхнюю пуговку на блузке.

Он как завороженный уставился в вырез, где отчетливо виднелась ложбинка между грудями.

Она улыбнулась и расстегнула еще одну пуговку.

Николай Иванович сглотнул. Дворецкая наступала, оттесняя его к дивану. На расстоянии метра Родионов чувствовал жар ее большого красивого тела. Он зажмурил глаза, словно собираясь броситься в омут. Элеонора не позволила ему упасть. Диван оказался как нельзя кстати…

– Значит, говоришь, все в равных долях? – переспрашивала она, поглаживая чахлую растительность на его груди.

Он кивнул.

– А может так получиться, что все достанется мне?

– Только если на то будет воля наследодателя.

– Значит, Дворецкая может еще переписать завещание?

– Конечно. И не раз. Например, если кто-то из детей утратит ее доверие, она может наказать его, уменьшив его долю, а то и вовсе отказав ему в наследстве.

– Ну это мне известно, – проговорила она, переворачиваясь на живот. Ее большая грудь уютно разместилась на подушке.

Она слушала разомлевшего нотариуса. Он говорил еще о каких-то нюансах, а она думала о чем-то своем, изредка выхватывая из его повествования отдельные фразы.

– …убийца не может наследовать, – закончил он.

– Какой убийца? – встрепенулась Дворецкая.

– В случае, если наследодатель погибнет по вине наследника, – невинно повторил Родионов. – Так что закон не рекомендует ускорять естественный процесс. Завещания нужно дожидаться…

«Сложа руки? – спросила себя Дворецкая. – Ну это мы еще посмотрим. А что касается ускорения процесса… М-м-м…»

– Ты обещаешь предупредить меня, если моя мать захочет что-нибудь поменять в своем завещании? – спросила она почти нежно, но ее длинные ногти едва не впились в грудь бедняги.

– Обещаю? – переспросил он недоуменно.

– Да. Мы же теперь друзья. Так?

Рука Элеоноры спустилась ниже. Ее движения поначалу были плавными и методичными, потом более быстрыми и энергичными. Внезапно она остановилась. Он застонал и задвигал бедрами.

– Да… Да… Ну, пожалуйста.

– Так обещаешь?

– Обещаю, конечно, – проговорил он, еле ворочая языком.

«Может, стоило сказать ей, что Дворецкая вызвала меня на завтра именно по этому поводу?» – подумал он, растворяясь в новой волне блаженства и забывая о Веронике. И вправду, какое это имело значение?

Тот памятный ужин в кофейне прошел замечательно. К удивлению Насти, Логинов оказался очень легким в общении человеком. Он знал массу занимательных историй и умел преподнести их так, что Настя смеялась до слез. Правда, поначалу она немного стеснялась своих эмоций и одаривала рассказчика скупыми улыбками и робким хихиканьем, но Олег сумел раскрепостить ее, выпустить наружу сдержанное тисками приличий заразительное веселье.

– Ой, не могу больше! – выдохнула она, вытирая слезы, набежавшие на глаза.

– Ты замечательно смеешься, – сказал он, глядя на нее без улыбки. – Я просто не могу отвести от тебя глаз.

Она внимательно посмотрела на него. Разговор приобретал какой-то очень личный оттенок, но Настя оказалась к этому не готова.

– Мне пора, – засобиралась она, глядя на часы. – Уже половина одиннадцатого. Боюсь, Вероника будет недовольна. Она терпеть не может поздних возвращений.

– Обещаешь, что завтра пойдешь со мной обедать? – спросил он.

– Я не знаю, вдруг будут какие-нибудь дела, – туманно ответила она.

– К черту дела! Ты же живой человек и можешь, в конце концов, проголодаться. Так идешь или нет?

– Иду, – улыбнулась она. – А сейчас мне действительно пора…

Так все начиналось. А потом закружилось, набирая обороты. Обеды, поздние ужины, воскресные прогулки – все, что обычно бывает у двух людей, которым вместе интересно проводить время. Логинов не торопил события. Они просто общались, осторожно прощупывая друг друга, делая все новые и новые открытия.

Молодые люди подолгу гуляли в парке, а потом, усталые и проголодавшиеся, совершали набеги на кафе и небольшие уютные ресторанчики. Они любили рассматривать творения уличных художников и даже решились запечатлеть себя для потомков, правда, пока только в виде дружеских шаржей. Картинки оказались такими забавными, что Настя и Олег тут же, сделав памятные надписи друг другу, поклялись поместить шедевры в своих рабочих кабинетах. Спасаясь от непогоды промозглым сентябрьским днем, они как-то раз заглянули в сувенирную лавку, где провели целый час, рассматривая забавные вещицы и отвлекая покупателей взрывами совершенно необузданного смеха. В конце концов, игнорируя суровые взгляды охранника, они выбрали друг для друга подарки. Олегу пришлись по вкусу необычные песочные часы, выполненные в старинном стиле.