«Возможно, это всего лишь расстройство желудка», — пытался успокоить себя Халигом.

Две следующие ночи прошли спокойно, и он разрешил себе поверить в то, что его сон был всего лишь не более чем случайностью, аномалией. В конце концов, Король действительно может оказаться персонажем из сказки. Но во Второй день он вновь получил послание — усомниться в этом было просто невозможно.

Тот же самый негромкий звенящий звук. Тот же жестокий ослепляющий свет… Многочисленные образы Глейма; смех, отзывающийся эхом со всех сторон; растягивающаяся и сжимающаяся ткань космоса; мучительное головокружение, вовлекающее его дух в ужасающую круговерть. Халигом заскулил. Он зарылся лицом в подушку так, что еле-еле мог дышать. При этом он не осмеливался проснуться, так как знал, что в этом случае не сможет скрыть свое состояние от жены, а она наверняка предложит ему пойти к толковательнице снов, на что он решиться никак не мог. Любая толковательница, если только, конечно, она не выманивает деньги у посетителей бессовестным обманом, сразу же поймет, что с ее душой соединилась душа преступника, — и что тогда будет с ним? Поэтому он вытерпел этот кошмар до конца и только тогда проснулся и лежал дрожа, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, пока не рассвело.

Таков был кошмар Второго дня. А в Четвертый день было еще хуже. Халигом вдруг взлетел высоко в воздух, и опустился вниз, и оказался наколотым на вершину Замковой горы — острую как копье и холодную как лед, и лежал там нескончаемо долгие часы, и все это время птицы гихорны с лицами Глейма раздирали его живот и поливали кровоточащие раны блестящими на солнце каплями помета. В ночь Пятого дня он спал довольно сносно, хотя и оставался все время в напряжении, ожидая прихода сновидений. Звездный день тоже не принес никаких посланий, а в Солнечный день он обнаружил себя плавающим в океанах комковатой крови, и при этом у него выпадали зубы, а пальцы превращались в полоски расползавшегося прямо на глазах теста; Лунный день и Второй день подарили ему хотя и чуть более умеренные, но все же ужасные кошмары, а утром Морского дня жена сказала:

— Твои кошмары продолжаются до сих пор. Сигмар, что ты сделал?

— Сделал? Ровным счетом ничего!

— Я чувствую, что тебя каждую ночь посещают послания.

Он пожал плечами:

— Силы, управляющие нами, допустили какую-то ошибку, — это непременно случается время от времени, — и сны, предназначенные мальчишке-хулигану из Пендивэйна, пришли к торговцу точными инструментами, живущему в Сти. Рано или поздно они обнаружат ошибку и оставят меня в покое.

— А если они этого не сделают? — Она искоса окинула его проницательным взглядом. — И если эти сны на самом деле предназначены тебе?

Не могла ли она знать правду? — подумал он. Ей было известно, что он поехал в Вугел для переговоров с Глеймом; возможно, хотя в это трудно поверить, ей удалось узнать, что Глейм так и не вернулся из этой поездки домой, в Гимкандэйл, ну а теперь ее муж получает послания от Короля Снов: она могла без всякого труда довести эту цепочку фактов до логического заключения. Могло ли такое произойти? И если да, то как она поступит? Выдаст собственного мужа? Хотя она любила его, но все же вполне могла пойти на это, так как, покрывая убийцу, она рисковала навлечь гнев Короля Снов и на собственную голову.

— Если эти сны не прекратятся, — сказал он, — я обращусь к чиновникам понтифекса с просьбой о защите от несправедливости.

Конечно, он не собирался искать защиты у властей. Вместо этого он попытался вступить в схватку со своими снами и смирить их, чтобы не возбуждать никаких подозрений в спавшей подле него женщине. Перед тем как лечь в постель, он сосредоточился и приказал себе сохранять спокойствие, равнодушно принимать любые видения, какие только могут прийти к нему, воспринимать их как не более чем фантазии, порожденные встревоженной душой, а не как факты, с которыми необходимо бороться. И все же, обнаружив, что бредет через алое море огня, время от времени погружаясь в пламя по щиколотку, он не смог сдержать крик; а когда из его плоти, прорывая кожу, вдруг стали расти иглы, так что он стал похож на манкулейна, этого зверя жарких стран, к которому невозможно прикоснуться не уколовшись, он заскулил во сне и запросил пощады; когда же он прогуливался по прекрасным садам лорда Хэвилбоува на Барьере Толингар и безупречные кусты вокруг него превратились в волосатые уродливые предметы или существа с угрожающе оскаленными зубами, он расплакался и покрылся густым липким потом — матрац еще долго хранил его запах. Жена больше ни о чем его не спрашивала, а лишь подолгу наблюдала за ним с тревогой в глазах. Ему казалось, что на языке у нее постоянно вертится вопрос: как долго еще он намерен допускать это насилие над своей душой?

Халигом перестал справляться с делами. Кредиторы все сильнее донимали его; изготовители инструментов стали требовать авансы под поставки товара, клиенты засыпали его жалобами, и они скапливались на столе в конторе, словно кучи увядающих осенних листьев. Он, скрываясь от знакомых, рылся в библиотеках в поисках материалов о Короле Снов и его власти, словно подцепил какую-то малоизвестную болезнь и пытался найти всевозможные сведения о ней, без которых не могло быть надежды на излечение. Но информация оказалась скудной и крайне примитивной: Король был одной из четырех Сил, или Властей, составлявших систему управления Маджипуром, и по своему рангу не уступал понтифексу, короналю и Хозяйке Острова. Вот уже в течение сотен лет его основная задача состояла в наказании виновных.

«Но ведь суда не было!» — мысленно воскликнул Халигом, хотя понимал, что суд в данном случае не имеет ровным счетом никакого значения. Король, несомненно, тоже знал об этом. И по мере того, как ужасные сновидения продолжали посещать Халигома, изматывая его душу, раздирая его нервы на тоненькие болезненные ниточки, он все яснее осознавал, что у него не было никакой надежды в попытках противоборства этим посланиям. Его жизни в Сти пришел конец. Один момент затмения, один несдержанный порыв — и он превратил себя в изгоя, обреченного на скитания по необъятным просторам планеты в поисках места, где можно было бы скрыться.

— Мне нужно отдохнуть, — заявил он жене. — Я отправлюсь в другие страны на месяц-другой; наверное, это поможет мне восстановить душевный покой.

Он отозвал сына в сторону — уже не юношу, но мужчину, вполне способного справиться с серьезным делом, — и передал тому все дела, за какой-нибудь час растолковав ему те законы, на познание которых ему самому потребовалось потратить полжизни. После чего, взяв с собой очень небольшую сумму наличными, — все, что он мог позволить себе изъять из оскудевшего бюджета, — он занял место в салоне третьего класса парящей повозки и покинул свой великолепный город, направившись куда глаза глядят. Оказалось, что конечный пункт маршрута повозки — Норморк, один из Городов Склона, кольцом охватывавших нижнюю часть Замковой горы. Во время поездки он решил никогда больше не называться своим настоящим именем и из Сигмара Халигома превратился в Миклана Форба. Но удастся ли с помощью этой хитрости обмануть Короля Снов?

Похоже, что удалось. Машина лениво ползла по склону Замковой горы через Нижний Санбрейк, плато Бибирун, Барьер Толингар, и каждую ночь, ложась спать в очередной гостинице, он со страхом стискивал подушку, но все сны, посещавшие его, были лишь обычными видениями утомленного и встревоженного человека, лишенными той болезненной напряженности, которая отличала послания Короля. Он с удовольствием отметил, что сады Барьера Толингар были тщательно распланированы и содержались в образцовом порядке — они нисколько не походили на отвратительные пустоши, являвшиеся ему по ночам. Халигом начал понемногу успокаиваться. Он сравнил реальные сады с теми, что видел во сне, и с удивлением обнаружил, что, прежде чем преобразовать прекрасный вид в кошмарную декорацию, Король представил ему детальное и точное изображение садов. Но он никогда прежде их не видел и сделал вывод, что послание направляло ему в мозг целый массив данных, невзирая на то, были они знакомы ему или нет, притом что в обычных снах человек видит, пусть даже в непривычном образе, то, что присутствует в его памяти.