Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было видно, что он колеблется, не решаясь начать. Чтобы дать Прохору время, капитан неторопливо достал пачку «Казбека» и закурил.
– Ну, в общем, я подумал… – Начало у Карабаева явно не получалось. Прикинул, как бы… Ни к чему вам, товарищ капитан, зазря пропадать. Вы ж не шпион, не двурушник…
Ахилло вначале удивился, потом – встревожился. Таких речей от лейтенанта он не ожидал. На всякий случай засмеялся:
– Прохор Иванович, да откуда вы взяли? Да может, я и есть Кадудаль? Может, это я беднягу Айзенберга взорвал?
Прохор насупился:
– Не Кадудаль вы, товарищ капитан. И Айзенберга не вы взрывали…
– Что?! – почти что крикнул Михаил. – А кто? Кто это сделал?
– Мне-то почем знать? – Лейтенант пожал плечами с таким равнодушным видом, что Ахилло показалось, будто он вообще ослышался. – Да только не вы это… Я к чему: Союз – он велик, вам бы в командировку на месяц-другой, да подальше… Говорят, многие так делают…
– Говорят, Прохор Иванович. Да только не пошлет меня Ежов в командировку. Не пустит…
В словах лейтенанта был резон, но Михаилу показалось, что вначале Прохор хотел сказать что-то другое. Хотел – но не решился. Это еще раз убедило, что сибиряк – не провокатор. Будь он подослан, то, конечно, изложил бы какой-нибудь фантастический план бегства с помощью японской разведки…
– Вот что, Прохор Иванович… Считайте, что мы ни о чем не говорили. Дурная у нас профессия: даже умирать приходится в одиночку… Ну что, так и будем стоять?
– Зачем стоять? – пожал плечами Карабаев. – Подняться можно. Тут мой земеля живет. Омский… Чайку выпьем…
Ахилло понял, что лейтенант вел его сюда не зря, встреча с «земелей» готовилась заранее. Михаилу внезапно стало весело:
– Прохор! Да вы меня, как студент курсистку, заманиваете! Сперва встретимся, потом погуляем, затем чаю выпьем…
– Земеля мой – он в угро служит, – невозмутимо продолжал лейтенант, – дело Пустельги вел, пока «лазоревые» не отобрали… Поднимемся?
Все-таки простоватый на вид сибиряк умел удивить. Самое интересное он оставил напоследок. Отказываться глупо – да и нечестно по отношению к пропавшему Сергею…
«3емеля» ждал их. В маленькой, бедно обставленной комнатушке царил холостяцкий беспорядок, потрескавшиеся стены были заклеены вместо обоев старыми газетами, а единственным украшением жилища служила висевшая на гвозде кобура английского маузера. «Земеля» оказался двухметрового роста, необъятным в плечах и виду поистине грозного. Но держался сыскарь скромно и тихо, явно робея перед сослуживцем Прохора, представившего капитана несколько необычным образом, коротко сообщив: «Это он!»
– Михаил, – счел необходимым уточнить Ахилло.
– Евлампий я, – еще более смутился «земеля». – Только, чтоб не смеялись, я тут больше Евгением прозываюсь…
Трудно сказать, кто решился бы смеяться над «земелей» с его пудовыми кулаками. Впрочем, углублять эту тему не стали. Обещанный чай так и не появился – сразу перешли к делу. Из первых же слов Евлампия-Евгения Ахилло понял, зачем лейтенант привел его сюда. Правда, Карабаев ошибся: его земляк не имел прямого отношения к поискам старшего лейтенанта Пустельги. Он вел дело Веры Лапиной…
Исчезновение актрисы наделало в Столице много шума. Сам товарищ Каганович распорядился форсировать розыски. Когда же тело девушки было найдено на Головинском, последовал еще более категорический приказ найти убийц.
Столицу разбили по кварталам. Фотография актрисы была показана всем дворникам, постовым и внештатным агентам. На второй день после похорон Лапиной ее опознал по фотографии дворник дома, где жил Сергей Пустельга…
Дальше было несложно. Лапину вспомнил швейцар – внештатный сотрудник органов, а также один из соседей, гулявший вечером с собакой. Девушку видели в подъезде два раза, причем второй – в день, когда, по предположению следствия, она была убита.
Швейцар не мог точно указать квартиру, куда заходила актриса, но этаж вспомнил сразу. Пустельгой заинтересовались, поскольку старший лейтенант был единственным на лестничной клетке, кто жил один: остальные – сплошь супружеские пары с детьми. К тому же в большой квартире, кроме молодого сотрудника Главного Управления, в эти дни никого не было.
После того как Сергей исчез, группа получила разрешение на обыск. В комнате Пустельги была найдена пудреница и несколько шпилек. На пудренице имелись инициалы, принадлежавшие матери пропавшей девушки. Вскоре вещь была опознана родителями и подругами…
Ахилло слушал молча, стараясь не выдать волнения. Итак, Сергея подозревали в обычном убийстве на почве ревности или по иной, еще более ординарной, причине. Но Михаил знал то, до чего не докопались столичные сыскари. Эту кашу заварил и он сам, и те, кто просил помочь актрисе, которую шантажировал мерзавец Рыскуль. Михаила угораздило обмолвиться об этом Пустельге, а тот со своей провинциальной наивностью попросил помощи у Волкова. Итак, за этим всем стоял краснолицый! Ему зачем-то понадобилось скомпрометировать руководителя группы «Вандея», и проделал он это весьма профессионально.
«Земеля» между тем продолжал рассказ… Сотрудники угро попытались проверить, что делал Пустельга в последние дни перед исчезновением, и установили важную подробность. Старший лейтенант заходил в морг, где хранился труп убитой актрисы, и о чем-то беседовал с патологоанатомом, что лишь укрепило подозрения. Сотрудник Большого Дома мог принудить врача фальсифицировать результаты вскрытия. К сожалению, это было все, что узнало следствие. Как только собрались допросить врача, в дом на Огарева явились «лазоревые» и забрали оба дела – и об исчезновении Пустельги, и об убийстве актрисы. Вскоре Евлампий узнал, что патологоанатом арестован и сгинул где-то в подвалах НКГБ…
Капитан хотел было уже задать так и просившиеся на язык вопросы, но его опередил Карабаев. Похоже, он и сам впервые узнал эти подробности.
– А ты, Евлампий, с чего решил, что товарищ Пустельга виновен? – хмуро глядя на «земелю», поинтересовался он. – А может, эта Лапина сама у него помощи просила? То-то он сам не свой последние дни ходил. Он мужчина правильный, с чего это ему барышню убивать?
Сыскарь виновато развел руками:
– Прохор, ну ты чего? Мы всякие версии отрабатывали, и эту тоже. Да только как Лапина на него выйти могла? Откуда ей знать, что он из «малиновых»? Такие вещи обычно барышням не говорят при знакомстве…
– Его могли попросить через меня, – не выдержал Ахилло. Евлампий совсем растерялся:
– Михаил, ну… Так чего же это? Чего ж молчали?
– Меня не спрашивали…
Ахилло не уточнил, что его допросили всего один раз, сразу же после исчезновения Пустельги, а с тех пор словно забыли. Впрочем, его показаниям могли не поверить – пришлось бы рассказывать о Рыскуле, а заодно и о многом другом. В таких случаях следствие внезапно глохло и слепло.