В связи с прошедшим ливнем, радуга закрыта на просушку.

Администрация

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Как известно, всему на свете приходит конец. Викинг вытащил весла из уключин, посадил «шхуну» на цепь и вернул ключик квадратному Мордальону.

– А сейчас заглянем в мою халабуду, тут неподалёку! – объявил Платонов, выйдя из ворот яхт-клуба. – На пару секунд: шмутьё прихвачу – простирнуть в городе.

Когда Викинг распахнул перед Ледогоровым хлипкую дверь, та протяжно запричитала-зажаловалась на горемычную судьбу.

– Отставить! – приказал хозяин бессердечно. И, пропустив вперед Роджера, шагнул в дом. Сноровисто содрал с койки простыню и прочее «шмутьё», впихнул в два просторных пакета, забросил на заднее сиденье «Лады».

И радостно потер ручищи:

– А теперь и червячка заморить не грех! Тут в двух шагах недурная кафешка. Айда в нее! И давайте – пешедралом – разомнем ноги.

Друзья шагали по извилистой пешеходной дорожке. Справа от них закладывало зигзаги Приморское шоссе, слева, за янтарными дюнами, шумел едва слышно залив.

Когда оголодавшие скитальцы уже подходили к «недурной кафешке», на них налетел порыв ветра, принёс пряный аромат жарящейся баранины. От такого предательского удара у Ледогорова потемнело в глазах. Шоссе с неспешным «Икарусом», бронзовотелые сосны, приземистый шиповник затеяли стремительный хоровод. И очень это вышло не ко времени.

Потому как именно сейчас из-за ближнего кустарника выскочила приземистая фигура и, упруго присогнув колени, жестом фокусника выхватила пистолет с глушителем.

У профессора внутри щелкнуло неведомое реле – и случилось то, о чем он только читал в романах. Время для него стало тягучим, как вишнёвое варенье из буфета на бабушкиной даче. Паяц, замедленно шагнувший из шиповниковых дебрей, дурашливо, будто бы кривляясь, подприсел на ногах врастопырку (Викингу бросились в глаза коротковатые брючата и ярко-зеленые лягушачьи носки). Потом он очень долго вытягивал вперед сдвоенные руки, в которых была смерть.

И в эти безмерно растянувшиеся мгновения Платонов с хрустальной отчётливостью осознал две очень важные вещи. Первую – что киллер пожаловал не по его профессорскую душу, и пули сейчас полетят в московского гэбиста, (который, как назло, едва переставлял ноги и упорно не реагировал на «явление с глушителем из кустов»).

И вторая мысль, ласточкой мелькнувшая в голове: «Ещё пара секунд – и не станет за мной пригляда подполковничьего!».

Но насчет пригляда он додумывал, уже сбивая рассуропившегося гэбиста вбок, с траектории огня. И подставляя под эту чёртову траекторию своё – такое огромное и такое уязвимое – тело.

Тут время для Платонова вновь понеслось в сумасшедшем темпе, но это он едва успел ощутить. Пуля, выплюнутая пистолетом, клюнула Викинга в грудь, и больше он ничего не видел.

Зато Роджер сразу же выпал из ступора. Он разом ухватил всю картину: и рухнувшего профессора, и глушитель, сместившийся на новую цель. А жилистое тело уже делало намертво заученную работу. Рывком качнулось влево, сделало кульбит вперед, пружиной оттолкнулось от асфальта и смяло раскоряченную фигуру, успев ещё в прыжке сбить в сторону чёрный цилиндр глушителя.

В этот момент синяя «Тойота», в десяти шагах приткнувшаяся к обочине шоссе, взревела мотором и ринулась прочь ошалелым гиппопотамом. Продолжая скручивать киллера в морской узел, Роджер вперил глаза в удирающую машину. Взгляд, цепкий, как абордажные крючья, зафиксировал и грязью замазанный номер, и застывшую над рулевой колонкой круглую физиономию референта Борюси, а рядом – овеянное бледностью личико Гоги – пай-мальчика и форейтора прогресса.

Какая встреча! Так вот из чьей табакерки выскочил этот стреляющий чёртик!

Подполковник выхватил из наплечной кобуры пистолет, сместил предохранитель и на выдохе поймал в прицел панически вращающееся заднее колесо «Тойоты». Плавно потянул спуск. Раз, второй, третий… Выстрелов не последовало.

* * *

В полнейшем остолбенении Ледогоров уставился на предательски молчащий «ствол». С этим «Макаровым» он прошел через несколько очень «горячих» командировок, и тот давно сделался испытанным боевым товарищем. Роджер даже присвоил ему воинское звание: Капитан Макаров (он же – Макар-стрелец).

И чтобы родной Макар – вычищенный до блеска, лелеемый, как любимая наложница в серале, – позволил патрону перекоситься?! Роджер зло дёрнул углом рта. Нет: это не случайность, не роковое стечение обстоятельств. Это – мистика, какая-то чёрная магия! Вот и опять, в самый неподходящий момент, Питер подбрасывает ему свои колдовские штучки…

Подполковнику даже подумалось суеверно, что Гогочка – не просто босс преступной группировки и вообще не человек, а некое тёмное начало, Зло, овеществленное и персонифицированное, принявшее облик образцового маменькина сынка. Потому-то и отказал стопроцентно надежный Макар-Стрелец! Как нельзя уничтожить зло в подлунном мире, так невозможно убить и Гогочку – этот сгусток ядовитого тумана.

«Ну, это мы ещё поглядим насчёт „невозможно“!» – одернул себя подполковник. И с укоризной воззрился на оплошавшего приятеля:

– Да, капитан Макаров, подсуропил ты мне нынче. Ох, подсуропил!

…А потом Роджер сидел в салоне «Скорой», подле громоздящегося на походной койке Викинга. Счастлив твой Бог, старый морской бродяга! Оказалось – пуля прошла по касательной, сквозь мякоть мощной грудной мышцы. И упорхнула наружу, избавив эскулапов от необходимости копаться железками в Викинговой плоти и оставив по себе недобрую память в виде болевого шока и порядочной кровопотери.

Понукаемый Ледогоровым, доктор сделал раненому пару хитрых уколов, и сейчас профессор мирно похрапывал.

«Отдохни, расслабься! Хотя бы на часик, покуда ещё есть время. Потом-то всё будет только сложней и сложней…».

Словно впервые узнавая, подполковник вглядывался в умиротворённое лицо Платонова. Ведь козырный выпадал ему шанс! Уберёт Роджера стреляющий клоун – и концы в воду. А этот ненормальный профессор прыгает, как кузнечик, и заслоняет от пули своего же соглядатая.

Где логика? Нет логики. Есть странное братство двоих, породнившихся в смертельном поединке.

* * *

«Тойота», ведомая могучей дланью Борюси, неслась по шоссе. Борюся хранил всегдашнюю преданность классическому романсу – из закреплённого на поясе плеера в референтское ухо вливались пленительные звуки:

Не гляди же с тоской на дорогу

И за тройкой во след не спеши,

И тоскливую в сердце тревогу

Поскорей навсегда заглуши!

Гога совсем уже, было, расслабился, когда с их машиной поравнялся серый «БМВ». Боковое стекло «бээмвухи» поползло вниз, являя миру чеканный лик Тарана. Диков менеджер коротко мотнул Гоге башкой: следуй за мной! Спустя метров триста он съехал с трассы на лесную дорогу, углубился в радостный мир корабельных сосен. Дорога шла под уклон, бор закончился, и теперь по сторонам тянулись гнилые осины да перекосившиеся березки – неказистые прислужницы болотного царства.