Внезапно Стас прозрел: декабристы и делать ничего не собирались, хотя прекрасно знали как. Им хотелось силу свою показать, как Николаше на дуэлях. Николаша, как Стасу знакомые рассказывали, накануне дуэли спал спокойно. Приезжал одетый, как на праздник. А что такое? Убьют, так убьют за правое дело. Он всегда кого-то защищал, говорил правду, не мог не говорить. Ну и получал за это. Но, видимо, ангел-хранитель был у него.

Эх, шашки наголо. Откуда взялось это выражение? Но оно совершенно чётко выражало состояние Стаса. Хорошо то как. Тут такая энергия прёт, что и умереть не страшно. Стоп!

А умирать зачем? Нужно победить! Нет смысла умереть героем, есть смысл героем жить по своим правилам. Вот как бы убедить декабристов, что он знает исход этого восстания. Как сделать так, чтобы восстание превратилось в сражение. Нужно захватить Зимний дворец с тем, кто себя сам императором объявил. Заставить сенаторов принять конституцию.

Вот ведь он здесь попал, словно в детский сад, думал Стас. Вы молодцы, вы образованные, вы дворяне, но знаю-то здесь всё я. И слушать вам надо меня. Ну а как я осмелюсь рассказать про детский сад? У меня были простые родители, которые дали мне среднюю школу по прописке, что во дворе стояла. А дальше отец заболел, и мать попросила работать после школы. Сосед взял на разгрузку контейнеров.

Тогда интернет был ещё медленным. На один клик можно было страницу выучить. Он засыпал. Ставил будильник через час. Вставал и снова к компьютеру. Прочитать чужие слова, что он должен быть сильным. Мать просил с утра разбудить. Контейнеры в булочной разгружал, а в голове пытался повторять, что прочёл. Булки падали на полки, а он видел перед собой слова. Светлое будущее за тем, у кого знания. Стас кучу книг прочёл, прежде, чем наткнулся на фразу: следуйте велению сердца. Он, может и читал её, но не видел. Тогда ночь была. Зима. Он встал из-за компьютера словно пьяный. На часы посмотрел: сколько спать ещё можно, прежде, чем идти грузить. К зеркалу подошёл: мускулы пощупал. Налились. Тело вытянулось, оздоровело. Чего-то хотелось. Ночью снились девочки. Он любил из них каждую в те четыре чеса, что для сна были предназначены.

А утром с тяжёлой головой уже не мог любить, но реагировал, когда к нему кто-то в метро прижимался. Успевал телефончики спрашивать, уже понимая, что пустое это.

Алиса взяла его сразу. Рыжие волосы, засыпанные снежинками. Длинная чёлка набок и локон возле виска, не прибранный в пучок.

И вот раньше, если поругиваясь, то ли на неё, то ли на себя, Стас думал: зачем я здесь? Теперь он совершено отчётливо понял. Каждый имеет право изменить историю, не каждый имеет силу это сделать.

Стас понял, что попался. Это можно сравнить с казино: пока не выиграешь – не отойдёшь от зелёного сукна. Только тут на кону ставка выше: жизнь. А с него ещё выше, за то, что ему знания даны.

Пятерых повесят, больше сотни сошлют, двенадцать женщин поедут за ними. Ему дали шанс их спасти. Но ошибка в том, что никто из них такой судьбы не предвидел. Сколько Стас читал всяких книг, декабристы говорили: мы готовы умереть, если проиграем. А готовы ли они были жить в Сибири, лишившись всего.

Как повторял его друг: карму каждого, тобой убиенного, ты берёшь на себя. Зачем всех убивать, если можно сослать в Сибирь, сгноить в рудниках. Но ум невозможно заковать в кандалы.

Заключённые преподнесут подарок императору. Красивые и умные женщины будут готовы надеть кандалы, чтобы быть рядом с любимыми, вместо того, чтобы танцевать на императорских балах. Они организуют новые общества в Сибири и будут выписывать книги из Парижа. Император проиграл. О декабристах будут снимать фильмы, им посвятят стихи. А есть ли хоть одна песня об императоре Николае?

У них был один день: четырнадцатое декабря, у него тридцать лет правления. Есть хоть одна улица Николая Романова?

− Николай, что с тобой? Ты выглядишь усталым, − спросил Панов.

− Странно, что у нас одинаковые имена, − улыбнулся Стас. – Со мной всё в порядке. У меня есть мысли, как победить. Вы напрасно думаете, если проиграете, вас расстреляют. Вы не знаете будущего императора. Он дарует мучительную смерть самым отчаянным, а остальных отправит в рудники. На его милость не стоит рассчитывать.

Поручик Панов побледнел. Поручик Ковалёв, который сидел перед ним считался легендой в их полку. Если бы не шлейф тянущихся за ним приключений, он был бы полковником.

− Может, нам стоит заехать к госпоже Кирхгоф, чтобы узнать у неё судьбу? – спросил Панов, подёргивая правый ус, словно тот начал ему мешать. – Это недалеко отсюда, на пяти углах.

Стас рассмеялся. Вспомнил Алису и как ловко она использовала это имя. Он был уверен, что Алиса-Мари это придумала.

− А она существует? – сощурился Стас.

− Госпожа Кирхгоф? Конечно. Наш друг Пушкин не гнушался узнать у неё своё будущее. Мы тоже можем попытаться.

Стас не мог сдержать улыбки. Мы до сих пор боготворим Пушкина. Цитируем фразы из его стихов, даже не задумываясь. Встречаемся у его памятника, выходим на станцию Пушкинская, потому что это одна из самых популярных станций метро. Пушкин залез к нам в душу.

Стас читал, что Пушкин во время восстания был в ссылке, в Михайловском. За какие-то вольности в стихах отбывал наказание. Догадавшись о готовящемся восстании выехал, чтобы быть рядом с друзьями, но сильная метель заставила вернуться. Вот ведь тоже судьба.

Стас подозвал проходящего мимо официанта.

− Любезный, будь добр графинчик водки и тарелочку селёдки.

Он подмигнул Панову.

− За будущим к гадалке трезвыми не приезжают.

Они встали и обнялись. Стас снова почувствовал острый вкус мужской дружбы. Сабли, которая срежет врагу голову, если ты не успел. Ружья, которое выстрелит в твоего врага. Хотелось смеяться. Обнять весь мир. Наплевать, что будет завтра, если существует такое сегодня.

После аудиенции у великого князя, более похожей на допрос, Алиса чувствовала себя двояко. С одной стороны, понимала, что она, как лисёнок, вблизи капкана. Одно неосторожное движение-слово и ты в Петропавловке. С другой стороны, Алиса осознавала свою власть над великим князем. В её изящных кулачках были факты из истории, которыми можно манипулировать, играя на страхах будущего императора. Страх сковывал его и мешал сесть на престол. То же самое было с его братом Константином. Младшие братья оказались совершенно не готовы надеть корону.

Великий князь Николай боялся сделать лишний шаг. Его не любили и не хотели. А быть нежеланным и нелюбимым тяжкая участь. Алиса в очередной раз прошлась по анфиладе комнат, пытаясь сосредоточиться. Стас вот уже неделю не давал о себе знать. Почему молчит? Чем так занят? Измучившись, попросила Дуняшу узнать: всё ли с ним в порядке. Получила положительный ответ и сочувственный взгляд горничной.

− Мария Алексеевна, в казармах сейчас такое творится.