рот, они покорно кивали, внимая каждому его слову. Ева запуталась, подбирая платье, тогда Гитлер её оттолкнул и, скривившись от боли, проворно полез в окно вслед за Фегелейном.

Пробежав вдоль стены и выглянув из-за угла, Фе-гелейн увидел, что первый самолёт уже скользил поплавками по озеру, а второй, сделав круг, заходил на посадку. В открытой двери, свесив ноги, сидели трое с автоматами и сверху показывали, откуда следует начинать обыск. Разбудив озеро пенистыми бурунами, синий самолёт с двумя вращающимися винтами подрулил к причалу, и, не дожидаясь полной остановки, на помост принялись выпрыгивать автоматчики в серой униформе полевой жандармерии.

«Радушие? — Фегелейн скрипнул зубами от непростительной недооценки врага. — Почтение? Спрячут оружие? Да они даже не удосужились устроить маскарад, переодевшись в налоговых чиновников или миграционных инспекторов!» Не успела первая группа покинуть причал, как вторая уже высыпала следом. «Двенадцать!» — насчитал Фегелейн, с тоской взглянув на пистолет с единственной обоймой. С таким арсеналом против двенадцати автоматов всё равно, что с булавкой против топора. Он оглянулся на спрятавшихся в кустах терновника Гитлера и Еву. Кажется, у Евы назревала истерика. Её губы тряслись, градом катились слёзы, но пока ещё беззвучно. «Если выскочит под пули, — подумал Фегелейн, решив ничего не предпринимать, — не велика потеря». Сейчас его куда больше занимали люди Райхенбаха. Фегелейн легко догадался, что гости плохо ориентируются на вилле, — первая группа бросилась в крыло, где проживали доктор и адмирал, вторая — в хозяйский дом. Стоило им скрыться внутри виллы, как Фегелейн, спрятав сзади за поясом пистолет, быстрым шагом направился к причалу. К его удивлению, в первом самолёте находились два лётчика. Да и размерами этот самолёт был куда крупнее второго. Второй был с один лишь двигателем и небольшой кабиной, в которой едва вмещался единственный пилот. На ходу меняя планы, Фегелейн приветливо помахал экипажу руками и улыбнулся так широко, как только смог растянуть рот. Кажется, оружия у них не было, но оба напряглись, сверля его недоверчивыми взглядами. Когда до них оставалось не больше пяти шагов, Фегелейн, всё ещё продолжая улыбаться, выхватил пистолет и выстрелил сквозь стекло кабины. Плексиглас вспыхнул кровавыми брызгами, и на секунду Фегелейн потерял из виду второго пилота. Это его и спасло. Рывком сбросив прозрачную дверь, пилот вывалился в воду под поплавок самолёта и, нырнув, поплыл вдоль причала. Вслед ему грохнул второй выстрел, однако Фегелейн догадался, что промахнулся. И словно вторя ему, из хозяйского крыла прозвучала длинная автоматная очередь. Она подстегнула прятавшихся Еву и Гитлера. Не дожидаясь сигнала, они выбежали на террасу и метались, потеряв Фегелейна из виду. А когда увидели, бросились вдогонку, проявляя удивительное проворство.

— Герман! — кричала, протягивая руки, Ева. — Не бросай меня!

Но Фегелейну было не до неё. Ни в коем случае нельзя было упустить пилота второго самолёта. И на этот раз, кажется, повезло. Окна в кабине, достаточно широкого для побега, у того не было, и когда лётчик появился в двери основного выхода, Фегелейн уже был рядом. Не задерживаясь ни на мгновение, он опрокинул пилота обратно в салон и, повалив, вжал ему под подбородок ещё тёплый ствол.

— Тихо, недоносок! Возвращайся на место и взлетай!

Кажется, тот его понимал, чем серьёзно облегчил Фегелейну задачу.

— Ты делаешь, что говорят, и продолжаешь жить. Соображаешь?

— Да, сеньор, да! — часто закивал пилот.

— Прекрасно. — Фегелейн убрал пистолет. — Значит, мы с тобой поладим.

Хотя бы здесь всё прошло гладко, как и планировалось. Но не давал покоя сбежавший пилот первого самолёта. Фегелейн выглянул, намереваясь заглянуть под причал, однако спрыгнуть не дали Гитлер с Евой. Они ввалились в салон как два переполненных мешка, едва не сбив его с ног. Растянувшись на дюралевом полу, Ева попыталась встать, но Фегелейн прижал её коленом. В приоткрытую дверь самолёта он увидел, как во двор вытащили доктора Штумпфеггера. Не нужно было обладать даром чтения жестов, чтобы понять, чего требовали от доктора. Штумпфеггер охотно указал на окно Гитлера, после чего получил пулю в затылок. Дождавшись, когда двор снова опустел и остался лишь лежавший труп доктора, Фегелейн закрыл дверь самолёта. Но перед тем, как закрыть, в окне крыла дома, где обитала охрана, он увидел лица Мейендорфа и Конрада.

«Наивные, — ухмыльнулся Фегелейн, — глупые и наивные. Вы стали свидетелями того, чего не должны были видеть. И глядя сейчас на Штумпфеггера с выбитыми мозгами, вам впору и себе подбирать рядом место».

Закрыв на рычаг дверь, Фегелейн взялся за пилота. Почти по-дружески подняв его на ноги и подтолкнув в кабину, он похлопал того по плечу, указав через плексиглас на тело доктора:

— Следующие будем мы, если ты сейчас же не запустишь свою швейную машинку!

Дважды уговаривать пилота не пришлось. Ещё не успев сесть в единственное в кабине кресло, он принялся щёлкать тумблерами, и Фегелейн почувствовал над головой дрожь двигателя, а затем его мощный рёв. Самолёт отвалил от причала и, развернувшись, помчался вдоль озера. Поплавки уже были в воздухе, когда двор виллы заполнился людьми Райхенбаха. Судя по характерно поднятым рукам, им вслед стреляли, но всё это уже было бесполезно, и Фегелейн не удержался от издевательского прощального взмаха рукой.

— Сеньор! — перекрикивая шум двигателя, напомнил о себе пилот. — Прикажете отвезти вас в Буэнос-Айрес?

— Буэнос-Айрес? — удивлённо взглянул сверху вниз Фегелейн, а затем расхохотался. — Нет, дружище, мы полетим туда, где гудят водопады, а голозадые туземцы пьют из людей кровь! Ещё там тучи змей и прожорливых рыб. Эти краснопёрые сволочи обгладывают скелет быстрее, чем я успеваю проглотить поджаренный братвурст.

Не знакомый с национальными немецкими колбасками пилот поднял на Фегелейна затравленный взгляд, но Герману было всё равно. В прекрасном расположении духа он смотрел на пробегающую под крылом красную саванну и чувствовал себя королём мира. Теперь у него обязательно всё получится. Он даже не рассчитывал, что сбежать удастся так легко, а увидев по курсу поднимающийся диск солнца, принял его за свою счастливую путеводную звезду.

— Думаешь, я сошёл с ума? — сжал пилоту плечо Фегелейн.

— Нет, сеньор!

— Тогда скажи, как тебя зовут?

— Сальвадор, сеньор. Можно просто Сал.

— Сал? — удивился Герман. — Знал я одного Сала — знатока сельвы. Прыткий оказался паршивец.

— У нас это имя часто встречается. Сеньор, мы уже долго летим на юг, а вы так и не сказали, куда вы хотите, чтобы я вас отвёз.

Фегелейн достал из-под куртки карту.

— Сальвадор, ты богат?

— Нет, сеньор, — засмеялся пилот. — Те люди ничего не успели заплатить, и от хозяина меня ждёт штраф за израсходованный бензин и потраченное время.

— Я дам