странного коктейля бушующих чувств.

Пожалуй, не зря говорят, что злость и страсть — чувства единой природы, две крайности одной и той же сущности.

Жгучая ненависть смешивается с отголосками предательского возбуждения, сокрушительная ярость — с недавним осознанием, что проклятый профессор глубоко проник в её разум, словно грёбаная раковая опухоль.

Но Уэнсдэй не позволит ему насладиться собственной слабостью. Не допустит, чтобы чёртов Торп догадался, насколько глубоко она увязла в этой кошмарной трясине.

— Знаешь ли, сложнее всего было имитировать оргазмы, — продолжает Аддамс, смакуя каждое слово и желая уколоть побольнее, задеть за живое, безжалостно сковырнуть коросту с незаживающей царапины. — А потом приходилось подолгу отмываться в душе от твоего мерзкого парфюма.

— Мне тоже было несладко, — с готовностью подхватывает лжепрофессор, остановившись в нескольких сантиметрах от неё и презрительно глядя сверху вниз. — Мало приятного возиться с амбициозной малолетней идиоткой, которая портит абсолютно всё, к чему прикасается.

Она едва не скрипит зубами от бесконтрольного раздражения, но его недопустимая близость изрядно выбивает из колеи. Уэнсдэй всеми силами старается сохранять лицо бесстрастным, но тело отказывается подчиняться воле рационального мышления — по позвоночнику бегут мурашки, жгучая волна иррационального желания воспламеняет все нервные окончания и разливается влажным жаром между бёдер, делая мокрым нижнее бельё. Oh merda, какой ужасающий кошмар.

Они ведь ссорятся. Буквально поливают друг друга любым пришедшим на ум дерьмом — глупо, нерационально, без намёка на конструктивный диалог, с оскорбительным переходом на личности.

Почему это действует на неё… так?

Нет, пора прекращать этот балаган.

Она должна немедленно уйти, пока окончательно не пробила дно.

— Пошёл к чёрту, ублюдок, — зло выдаёт Аддамс, лишь бы что-то сказать.

— Сама иди к чёрту, чокнутая ты стерва, — разумеется, Торп не остаётся в долгу.

Впрочем, наплевать.

Она фыркает со всем возможным презрением и уже начинает поворачиваться в сторону выхода из палаты, но у Торпа явно другие планы — цепкие мужские пальцы смыкаются на её запястье, и он грубым рывком разворачивает Уэнсдэй к себе. Вспыхнув от такого бесцеремонного обращения, она резко замахивается, чтобы влепить мерзавцу хлёсткую пощечину — но Ксавье ловко перехватывает её тонкую руку в паре сантиметров от своего лица.

Она сверлит его ненавидящим взглядом исподлобья буквально долю секунды, а потом сокрушительное цунами чувств окончательно прорывает плотину здравомыслия. Проклятый фальшивый профессор в мгновение ока подаётся вперёд и… впивается жадным поцелуем в плотно сомкнутые вишнёвые губы. Быстро, решительно, не спросив разрешения.

И всё. Просто всё.

Всё то, что Аддамс старательно прятала за непроницаемой маской тотального равнодушия, вырывается наружу мощным ураганом.

Она отвечает ему практически сиюминутно — приоткрывает рот, позволяя горячему языку скользнуть внутрь, и тут же безжалостно сильно прикусывает нижнюю губу Торпа. Металлический привкус крови становится последним катализатором сильнейшей химической реакции, способной спровоцировать взрыв атомной бомбы в Хиросиме.

Земля мгновенно уходит из-под ног. Прежде Уэнсдэй была свято убеждена, что это просто клишированная избитая фигура речи… Но на поверку это оказывается очень даже реальным ощущением — голова предательски кружится, очертания палаты вращаются перед глазами, и она невольно цепляется за шею Ксавье обеими руками, притягивая его ещё ближе к себе.

Его ладони перемещаются на талию и требовательно оглаживают все изгибы хрупкой фигуры, бесцеремонно забираются под одежду, задирают вверх вязаную ткань свитера. Прикосновения голодные, жадные, собственнические — они плавят лёд, воспламеняют нервные окончания и расцветают на коже бледными красноватыми отметинами от мужских пальцев. Близость его тела и одуряющий аромат древесного парфюма туманят разум, словно пущенный по вене героин. А она — зависимая, давно и бесповоротно подсевшая на эту иглу.

Торп разрывает продолжительный глубокий поцелуй и отстраняется на пару миллиметров, но только для того, чтобы подтолкнуть её в сторону застеленной больничной койки.

Аддамс подчиняется без возражений.

Возбуждение за несколько секунд достигает критической отметки — её предательски безвольное тело слишком сильно изголодалось по его рукам и губам, чтобы она могла найти в себе силы протестовать.

Он хочет отыметь её прямо здесь, в палате, на пропахших лекарствами простынях?

Пусть так. Лишь бы только не медлил.

Поэтому Уэнсдэй покорно отступает на шаг назад. Вслепую нащупывает кнопку, чтобы опустить мешающий бортик медицинской кровати, а затем садится на край, быстро стягивая свитер через голову. Фальшивый профессор неотрывно следит за её действиями потемневшими от желания глазами — и от этого пронзительного порочного взгляда внизу живота всё скручивается в тугой узел. Мышцы внутри отчаянно сжимаются вокруг пустоты, обильно выделяя липкую горячую влагу, насквозь пропитавшую тонкое кружево белья.

— Долго тебя ждать? — она дерзко вскидывает голову, стремясь спровоцировать ответную реакцию. Одной рукой Аддамс впивается в светлое больничное покрывало, а второй дразняще проводит по своей груди, скрытой паутинкой из чёрной ткани. Соски мгновенно каменеют от интенсивности воздействия, и она с упоением подмечает, что Торп нервно сглатывает. — Или мне стоит начать самостоятельно?

Вопреки обыкновению, профессор игнорирует ироничный выпад. Вместо этого он стремительно срывается с места и стальной хваткой стискивает обнажённые плечи Уэнсдэй, принуждая её откинуться на спину. Она снова принимает правила игры, сгорая от неумолимого желания поскорее ощутить его внутри себя.

Ксавье явно не настроен медлить — быстро расстёгивает пуговицу на её джинсах, дёргает вниз язычок молнии и стягивает лишнюю одежду вместе с бельём. Нависает сверху, уперевшись одной рукой в матрас рядом с её головой, смотрит прямо в угольные глаза, затуманенные крышесносным возбуждением.

Аддамс дышит загнанно и часто, грудь высоко вздымается, сердце тахикардично колотится в тесной клетке из рёбер. По артериям словно бежит жидкий огонь — та самая божественная смесь биохимических элементов, отвечающих за животное желание секса. Практически не отдавая отчёт в собственных действиях, она обвивает подрагивающими руками шею Торпа, старается притянуть его ещё ближе… Но он беспощадно останавливает её порыв одной-единственной фразой:

— Поворачивайся спиной.

Oh merda.

Всего два слова прошибают её тело высоковольтным разрядом тока — градус возбуждения разом пересекает критическую отметку, а тягучее требовательное чувство между бёдер заставляет Уэнсдэй инстинктивно свести ноги. Мышцы внутри отчаянно пульсируют, трепетно сжимаются. Не имея никаких сил противостоять острейшему желанию, она приподнимается на локтях и переворачивается на живот, становясь на колени поперёк дурацкой больничной койки.

Лжепрофессор удовлетворённо хмыкает — Аддамс не может видеть его лица, но почти физически ощущает тяжёлый взгляд болотных глаз, скользнувший от гибкой спины с выступающими хрупкими позвонками к призывно приподнятым бёдрам. Он подходит максимально близко, прижимается к её заднице, позволяя Уэнсдэй в полной мере почувствовать степень своего возбуждения — спасибо идеально отрегулированной высоте больничной койки. Даже сквозь его пижамные штаны она ощущает твёрдость