Звонок зазвонил опять; новые знакомые голоса. Дантист Харлан Баутц и Лу Прайс, похожий на гангстера, и их смиренные жены.

Он обносил гостей пирожками, когда явилась чета Венути. Сонни сразу сунула в рот пирожок, воскликнула «горячо!» и чмокнула его в щеку. Эд Венути, компаньон его отца, дыхнул ему в лицо джином и спросил: «Ты что, собрался в Корнелл, сынок?» Да, сэр, — и Питер поскорее улизнул на кухню.

Мать подливала что-то зеленое в готовящуюся кассероль.

— Кто пришел?

Он сказал ей.

— Долей эту штуку и сунь все в печь. Я пойду поздороваюсь, — она вышла, отдав ему банку.

Питер остался один. Он вылил в кастрюлю жирную зеленую массу, помешал ложкой и поставил все это в печь. Тут появился отец.

— Где поднос с напитками? Не надо было разливать мартини, тут собрались любители виски. Сейчас возьму другие бокалы. Слушай, Пит, поговори с этим писателем, он интересный парень. Эдвард говорил, что он пишет про всякие ужасы. Вообще тебе должно быть интересно в такой компании, правда?

— Что? — Питер закрыл дверцу печки.

— Говорю, тебе должно быть интересно.

— Конечно.

— Ладно. Иди поговори с гостями. Твоя мать просто счастлива. Рад снова видеть ее такой…

— Да, — Питер пошел в комнату, захватив поднос с пирожными.

Мать действительно выглядела счастливой, порхая вокруг стола в облаках сигаретного дыма с блюдом оливок.

— Они говорят, что Милберн может оказаться совсем отрезанным, — сказала Стелла Готорн громче остальных, что сразу прекратило беседу. — У нас только один снегоочиститель, а силы графства заняты на дорогах.

— Да еще кто на нем работает, — заметил Лу Прайс. — Омар Норрис большую часть времени слишком пьян, чтобы убирать снег.

— О нет, Лу, он сегодня уже два раза проезжал мимо нас! — мать так защищала Омара Норриса, что Питер заподозрил, что она волнуется. К тому же она то и дело поглядывала на дверь.

— Должно быть, он спит в гараже или в старых вагонах на станции. В таком состоянии он скорее раздавит чью-нибудь машину, чем вычистит улицы.

Прозвенел звонок, и мать едва не уронила бокал.

— Я открою, — Питер пошел к двери.

Это оказался Сирс Джеймс. Его лицо под широкими полями шляпы было совсем белым. Потом он сказал «привет, Питер» и снова стал нормальным Сирсом Джеймсом.

Следующие полчаса Питер разносил пирожные, подливал напитки в бокалы и кое-как участвовал в разговоре (Сонни Венути, потрепав его по щеке, сказала: «Я знаю, тебе не терпится удрать из этого городишки в колледж, к девочкам, правда, Пит?») Когда он смотрел на мать, ее глаза всякий раз были устремлены на входную дверь. Лу Прайс громко говорил что-то о блестящем будущем сои Харлану Баутцу; миссис Баутц выслушивала советы Стеллы. Готорн по декорированию комнат («говорю вам, розовое дерево лучше всего»); Эд Венути, Рики Готорн и его отец обсуждали в углу исчезновение Джима Харди. Питер вернулся на кухню, сел и ослабил галстук. Через пять минут зазвонил телефон.

— Уолт, я сама возьму, — крикнула мать.

Звонок смолк. Мать говорила из комнаты, где стоял телевизор. Питер смотрел на белый молчащий телефон. Может, это не ее… может, это Джим Харди. "Не волнуйся, старик, я в «Яблоке». Он непроизвольно взял трубку.

Голос принадлежал Льюису Бенедикту.

— … Нет, Кристина, я не могу приехать. У меня снег в шесть футов.

— Кто-то на линии, — сказала мать.

— Не глупи. И еще, Кристина, ты знаешь, что мне не стоит к вам приезжать.

— Пит?

Это ты слушаешь?

Питер затаил дыхание.

— Черт возьми, это ты? — голос матери зазвенел, как рожок.

— Кристина, извини. Останемся друзьями. Желаю тебе хорошо провести время.

— Нечего извиняться, — и мать повесила трубку. Питер тоже поспешно опустил свою.

Он сидел в шоке, не веря тому, что услышал. Шаги. Дверь кухни открылась. Он повернулся — перед ним стояла мать. Ее лицо было бледным.

— Ты подслушивал?

Он отвернулся к окну и застыл. Там белым пятном выделялось другое лицо, лицо мальчика. Он просяще улыбался, умолял впустить.

— А ну говори, маленький шпион!

Питер закричал, зажимая рот рукой, и закрыл глаза. Он чувствовал, как мать обнимает его; чувствовал ее слезы, наконец-то прорвавшиеся. Где-то вдалеке Сирс Джеймс говорил: «Да, Дон приехал сюда, чтобы вступить во владение домом и заодно помочь нам в некоторых изысканиях». Потом Сонни Венути спросила что-то неразборчивое, и Сирс ответил: «Это касается той исчезнувшей актрисы, мисс Мур». Еще какие-то голоса, удивленные и любопытствующие. Он отнял руку от рта.

— Прости, Питер.

— Я никому не скажу.

— Это не то… не то, что ты думаешь.

— Я думал, может, это звонит Джим Харди.

Зазвонил звонок.

— Бедный мальчик, у тебя такой друг и такая психованная мать, — она поцеловала его в щеку. — Я заплакала тебе всю рубашку.

Еще звонок.

— Отец откроет. Давай немного успокоимся.

— Кто это? Ты приглашала кого-то?

— Наверное. Кто это еще может быть?

— Не знаю, — он снова взглянул в окно. Там никого не было, только их отражения, бледные, как огоньки свечей.

Она вытерла глаза.

— Иди к гостям, а я пока достану кассероль.

— Кто это?

— Это друг Сирса и Рики.

Он пошел к двери. В холле стоял писатель, племянник мистера Вандерли.

— Знаете, меня сейчас интересует взаимосвязь реальности и воображения. Вот скажите, вы слышали несколько дней назад далекую музыку, что-то вроде джаза?

— Да, — сказала Сонни Венути. — А что?

Питер застыл в проходе, глядя на писателя.

— Пит! — окликнул его отец. — Иди, я представлю тебе твою соседку за столом.

— Я хочу сидеть с молодым человеком, — запротестовала Сонни Венути.

— Посидите со мной, — сказал Лу Прайс.

— Иди сюда, старина.

Питер медленно повернулся к отцу. Во рту у него пересохло. Отец стоял рядом с высокой молодой женщиной с красивым, немного лисьим лицом.

Это лицо он видел в телескоп в темном окне отеля.

— Анна, это мой сын Пит. А это Анна Мостин.

Она взглянула на него. На миг он ощутил, что они и Дон Вандерли образуют некий треугольник, а остальные — отец, Сирс, Рики — стоят по сторонам, как зрители. Потом она отвела взгляд, и остался только страх.

— О, я думаю, у нас с Питером найдется о чем поговорить, — сказала Анна Мостин.