Викинг повернулся на стуле, чтобы ему стало видно парковку и церковь, возвышавшуюся на другой стороне улицы. Там шел какой-то рождественский концерт. Снегопад прекратился, на небе угадывались звезды. Викинг сделал глубокий вдох, повернулся на стуле обратно, взглянул на документы у себя на столе. На бумажки, которые написал, на стрелки, которые прочертил. Выждал не сколько минут.

Потом достал протоколы из обувной картонки Карины Бюрстранд, пробежал глазами верхний.

Голова у него закружилась, ему пришлось отложить бумагу.

Агнета, книга, которую она выбрала, тот день, когда ее маму положили в больницу. Молоко и булочки с корицей. Запах гари, ее мягкие волосы. Слезы обожгли глаза, он закрыл лицо руками, начал всхлипывать.

Боже милостивый, что с ним такое?

Когда он вернулся домой из хоккейного лагеря, на его столе лежало письмо, написанное красным шрифтом. Помнится, он ужасно обрадовался, поняв, что это от нее – помнил восторг, с которым распечатывал конверт. И полный паралич, когда прочел письмо. Она уехала. Должна уехать, начать все с начала на новом месте. Просила его понять. Кота она забрала с собой, привет от него…

И Хелена… о ней он старался не думать. Память о ней он отложил в самый дальний угол, но сейчас все хлынуло наружу, словно бурная порожистая река, – что произошло, когда утонула твоя жена?

Ведь он убеждал ее не ходить на Кальмюрен. Говорил, что там тонули люди, знавшие эти места куда лучше, чем она.

Он заплакал, тихо-тихо, уткнувшись в ладони.

Нашел в ящике стола пачку бумажных платков, высморкался.

Ясное дело, он позвонил Агнете, но она жила в общежитии, и собственного телефона у нее не было. Когда ему удалось наконец с ней связаться, она нервничала и ужасно заикалась, желала, чтобы ее оставили в покое – она не любит говорить по телефону.

Больше он не звонил.

А Хелену так и не нашли. Она так и осталась навсегда в бездонном болоте, парящая в вечной жиже.

Лето в Стентрэске могло выдаться очень жарким. Когда «русская жара» надвигалась на Северный Калотт с востока, земля изнемогала. Колодцы пересыхали, железнодорожные рельсы выгибались, гравий под шпалами размягчался. Случалось, температура поднималась выше тридцати градусов.

Однако лето могло выдаться и ледяным. Когда налетали ветра с Арктики, температура могла опуститься ниже нуля, даже в середине июля.

Как раз тот день, пятница, первое августа 1980 года, оказался зажат между этими двумя крайностями. В воздухе боролись два погодных фронта. Надвигалась гроза.

* * *

Психолога звали Юдит. София ломала голову, не еврейка ли она. У евреек гораздо реже, чем у христианских женщин, встречается рак матки, потому что их мужчины обрезаны. Вероятно, с мусульманскими женщинами все то же самое, но никакой статистики по этому поводу она не встречала.

У монахинь рак матки не встречается никогда.

Как бы то ни было, Софии показалось, что это интересное наблюдение: женщины умирают от грязных мужских гениталий.

– Сегодня я хотела предложить поговорить об утрате, – сказала Юдит.

София кивнула и опустила глаза, глядя на свои руки, так что ресницы легли на щеки. Поковыряла ногти. Чувствовала она себя довольно мерзко.

– Мы давно не возвращались к ситуации, когда умер твой младший брат, – сказала психолог. – Ведь это очень печальное событие.

Казалось, она ждет какого-то подтверждения, так что София кивнула, не поднимая глаз.

– Ты могла бы рассказать мне о своих чувствах в тот вечер, когда Никласа нашли мертвым?

София подняла глаза.

– О чувствах?

Юдит кивнула.

– Грустно, – ответила София. – Я очень… расстроилась.

– Где ты обнаружила это чувство? Где именно в твоем теле оно помещалось?

На несколько секунд она закрыла глаза, потом поднесла руки к сердцу.

– Здесь, – прошептала она.

– Как ты думаешь, что ощущали твои родители, когда умер Никлас?

Она сделала глубокий вдох.

– Думаю, им стало очень грустно.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что они очень хотели мальчика и очень обрадовались, когда он родился. Поэтому они так опечалились, когда он умер.

– Твоя мама много плакала, помнишь?

Она кивнула.

– Что ты чувствовала, когда видела маму плачущей?

На несколько секунд София задумалась.

– Я испытывала тревогу, – ответила она.

– Почему?

– Я боялась, что мама больше не захочет быть со мной. Думала, что она меня куда-нибудь отправит.

– Почему ты думала, что мама тебя куда-нибудь отправит?

Она задала вопрос нейтральным тоном, видимо, не желая придавать ему большого значения.

– Потому что мама больше любила Никласа, – ответила она.

Психолог отметила что-то в своем блокноте.

У нее самой тоже есть блокнот, в который она все записывает. Отчасти то, что надо не забыть в повседневной жизни, отчасти явления или сверхъестественные события, сами по себе волнующие воображение. Например, что гимнаст Александр Дитятин получил медали во всех видах соревнований, в которых участвовал во время Олимпийских игр в Москве. Пока что восемь. Историческое достижение. То, что США бойкотировали игры, конечно, тоже способствовало успеху, но факт остается фактом.

Психолог спросила что-то еще, но она не услышала вопроса. С какой стати ее звали бы Юдит, не будь она еврейкой? Кнессет только что принял новый закон, сделав Иерусалим столицей Израиля, об этом передавали позавчера в новостях. Палестинцы точно с ума сойдут. У Юдит наверняка имеется свое мнение по данному вопросу.

– София!

Она склонила голову.

– Тебе тяжело об этом говорить?

Психолог говорила сочувственным тоном. София кивнула, глядя в свои колени.

После того, что произошло во время Второй мировой, неудивительно, что Израиль намерен защищать свою территорию.

– Как у тебя с твоими подружками? Сегодня у вас будет заседание «Полярного круга»?

Она подняла глаза и улыбнулась.

– Да, на этот раз книгу выбирала я. «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу. Ты ее читала?