— Ну-ну, что тебе хочется сделать? — ободряюще спросил Дункан.

— Укусить тебя за руку за то, что дразнишь меня. Он засмеялся, наклонился и стал дуть ей на живот, потом на пушистый треугольник, доказав ей, что вплоть до этого самого мгновения она даже не представляла себе, как можно дразнить и мучить по-настоящему. Теплое дуновение его дыхания у нее между бедрами пустило по ней язычки пламени, которые стали ощупывать все уголки ее тела.

— Дункан, пожалуйста.

— Что «пожалуйста»? Ты должна будешь сказать мне, бесценная Эмбер. Я ведь не колдун и не умею читать в твоей душе через простое прикосновение.

— У меня болит, — сказала она. — Где?

— Там, где ты дразнишь меня.

— И где же это? — спросил он.

— У меня между… между ногами.

— Ага.

Усмехнувшись, Дункан сполз вниз, по всей длине стройных ног Эмбер, пока его дыхание не коснулось ее лодыжек.

— Теперь тебе лучше? — спросил он.

Эмбер издала какой-то нечленораздельный звук, которым ей все же удалось передать решительное отрицание.

— Нет? — Он усмехнулся про себя. — Тогда, может, у тебя здесь болит.

Теплое, дразнящее дуновение его дыхания овеяло колени Эмбер.

— Тут? — спросил он.

— Нет, — ответила она чуть глуховатым голосом. Но Эмбер тоже усмехнулась: меняя положение, Дункан случайно задел ее. И хотя это соприкосновение было едва ли более уловимо, чем струйка от дыхания, оно стало для нее рассветом в ночи, пронизало все ее тело, каждую его частицу, рассказывая ей о муже и о ней самой то, чего раньше она не знала.

Дункана же самого удивляло, как много наслаждения находит он в жене. Хотя желание, словно голод, свирепо грызло его внутренности, оно удерживалось в узде еще большей потребностью изучить эту обольстительную колдунью, которая лежа следила за ним горящими, словно угли, глазами.

Зная все это, Эмбер теперь могла меньше волноваться из-за любовной игры, правила которой не были ей знакомы. И могла уж совсем не опасаться, что Дункан не захочет соединиться с ней.

Его желание становилось лишь сильнее от того, что так сурово сдерживалось.

— Ты уверена, что это не то самое место? — спросил Дункан. — Я слышал, что колени женщины — весьма чувствительная часть ее тела.

Эти слова сопровождались еще одной бестелесной лаской, от которой у Эмбер захватило дух, потому что она явственно ощутила у себя между коленями не только дыхание Дункана, но и прикосновение его усов.

— Тебе это было приятно? — спросил он. Эмбер кивнула, и свет от свечей вплелся подобно руке возлюбленного в ее длинные волосы.

— Я не слышу тебя, — сказал Дункан.

— А я тебя не чувствую, — откликнулась она, наблюдая за ним из-под полуопущенных век.

— Ты что, торгуешься со мной, жена? — Да.

— Тогда скажи мне точно, где у тебя болит, и я сниму боль.

Эмбер хотела было заговорить, но голос изменил ей.

— Я… я не могу, — прошептала она.

Дункан увидел, как розовый румянец пополз от ее грудей вверх, к щекам, и понял ее затруднение.

— Я все время забываю, — сказал он тихим голосом. — Ты взлетаешь ввысь так легко и быстро, однако всего несколько часов назад еще была нетронутой девой. Прости меня.

— Только если ты прикоснешься ко мне.

Дункан вскинул голову. Заглянул в глаза своей жены и увидел в них отражение своей собственной неутоленной страсти.

Но он еще не прикоснулся к ней.

— Ты хочешь меня, — проговорил он. Удивление в голосе Дункана рассмешило Эмбер и одновременно вызвало у нее желание поколотить его.

— А я разве говорила тебе что-то другое? — спросила она.

— Но я думал, что это говорит в тебе мое желание, которое ты ощущаешь.

— Иногда, мой темный воин, голова у тебя делается очень глупой.

Дункан улыбнулся и тыльной стороной руки, слегка касаясь, провел над треугольником, покрытым темно-золотыми завитками.

— Здесь у тебя болит? — спросил он хриплым шепотом.

Из горла Эмбер вырвался сдавленный звук. Ее согнутое колено было приглашением к большей близости.

Но Дункан хотел еще большего. Это было ему нужно. Он должен до конца быть уверен, что Эмбер поддалась своему собственному желанию, а не просто уступила его напору.

— Если ты хочешь, чтобы я вошел в твой теплый замок, ты должна сама отворить ворота.

На мгновение Эмбер замерла. Потом прерывисто вздохнула и слегка изменила положение ног.

Дункан расстегнул плащ и отбросил его в сторону.

— Шире, — прошептал он.

Эмбер снова шевельнула ногами. Щеки ее опять стал заливать румянец.

Быстрыми, нетерпеливыми движениями Дункан распустил шнуровку рубашки и уронил ее на пол. Жаждущий, одобрительный взгляд, которым окинула его жена, никак не мог остудить горячего бега крови по его телу.

Не мог этого сделать и вид жены, лежавшей перед ним с наполовину раздвинутыми ногами. Кожа ее светилась подобно жемчугу на фоне меха. Но и этого было недостаточно.

— Еще шире, — настаивал он.

— Дункан…

В его имени звучало и возражение, И требование, чтобы он перестал ее мучить.

Она медленно раздвинула ноги еще немного. С каждым новым движением она чувствовала себя все более уязвимой, и ее белые, стройные ноги начали дрожать.

Склонившись над Эмбер, Дункан увидел чуть заметные пятна на безупречной коже с внутренней стороны ее бедер. Когда он понял, откуда у нее эти пятна, губы сложились в горькую складку.

— Твой замок все еще слишком хорошо обороняется, — сказал Дункан. — Ворота должны быть широко распахнуты. Очень широко.

Теперь щеки Эмбер пылали огнем.

— Почему? — прошептала она.

— В тот раз я силой раздвинул тебе ноги, — тихо проговорил Дункан.

— Неправда, — громче произнесла Эмбер.

— Нет, правда, — резко возразил он. — Вот и следы, оставленные моими руками.

— Но ведь…

— Если ты хочешь, чтобы я лежал между твоими ногами, ты должна сама дать мне там место, по своей воле и желанию.

При мысли о том, что Дункан снова будет лежать у нее между ногами и что она вновь почувствует тот экстаз, который охватит его, когда его семя хлынет в ее лоно, тело Эмбер свело судорогой страсти.

От этой мысли у нее внутри набух и прорвался ручеек наслаждения. Жар растекся по всему ее телу и сразу смягчился от скрытно пролившегося дождя. С тихим стоном она открылась полностью, повинуясь одному лишь своему страстному желанию.