над «Современной энциклопедией» активно участвовал и Альфред Мори.) Одновременно с работой над двумя этими энциклопедиями Ренье постоянно занимается эпиграфикой (в 1845 году он становится членом Общества французских антикваров), пишет статьи для основанного в 1844 году «Revue archéologique», публикует французский перевод раздела о Галлии в «Географии» Птолемея, избранные идиллии Феокрита, а также важные комментарии к изданию Тита Ливия. Кроме того, когда Леба в 1844‐м был назначен заведующим библиотекой Сорбонны, он сделал Ренье своим помощником и заместителем.

После 1848 года покровительство Леба приобрело для Ренье дополнительную ценность, поскольку – и здесь перед нами еще одно стечение обстоятельств – Леба был в 1820–1827 годах домашним учителем Луи-Наполеона. Даже после 1851 года между ним и новоиспеченным императором сохранятся добрые отношения, хотя Леба и не поддержит декабрьский переворот; он также откажется принимать от Луи-Наполеона какие бы то ни было знаки расположения. Но до 1851‐го отношения между Леба и принцем-президентом не были омрачены ничем. Очевидно, именно благодаря протекции Филиппа Леба Леон Ренье – человек без специального образования и ученых степеней, единственное официальное звание которого на тот момент было «младший библиотекарь» – получает в 1850 году от французского правительства направление в командировку в Алжир для составления описи сохранившихся здесь памятников римской эпохи. За первой алжирской командировкой (1850–1851) последовала вторая (1852–1853). Результаты этих двух командировок оказались исключительно богаты и содержательны. Ренье обнаружил в Алжире много ценнейших образцов римского искусства, часть которых вскоре перевезли в Лувр. Но самым главным урожаем, который удалось собрать Леону Ренье, стала огромная коллекция эпиграфических документов: 3085 надписей, из которых более 2700 никогда ранее не публиковалось. До алжирских экспедиций Ренье изучение эпиграфики почти всецело основывалось на памятниках Италии и Нарбоннской Галлии; между тем правила, выведенные на основе их изучения, были применимы не ко всем провинциям Римской империи; африканская серия, собранная Ренье, позволила существенно уточнить метод дешифровки. Впрочем, экспедиции Ренье обогатили важными результатами не только эпиграфику, но также и сравнительную географию, и римскую историографию (см. [Desjardins 1887, VIII–IX]).

В 1852 году вышел в свет сборник статей Ренье «Mélanges épigraphiques», в 1854‐м – следующий сборник статей, «Mélanges d’épigraphie». Наконец, в 1855–1858 годах, четырнадцатью выпусками, выходит в свет opus magnum Леона Ренье – сборник «Inscriptions romaines de l’Algérie». Это был «первый, доселе невиданный научный свод латинских надписей» [Op. cit., IX]. И хотя вспомогательные приложения к этому cводу так и не были изданы, основного корпуса хватило, чтобы обеспечить Ренье международную славу и место «основоположника латинской эпиграфики во Франции» [Ferrary 2000, 25]. Три вышеупомянутых издания составляют основную часть собственно научного наследия Ренье. Следующим его большим проектом, который он вынашивал с 1840‐х годов, была публикация свода латинских надписей Галлии. В 1866‐м Ренье получит разрешение принять предложение Берлинской академии и издать свод латинских надписей Галлии в составе знаменитого «Corpus Inscriptionum Latinarum», но осуществлению этого плана помешает война 1870–1871 годов. После войны Ренье прервет всякие контакты с Германией; в 1873 году он попытается инициировать издание такого свода во Франции, но эта попытка закончится ничем, и с тех пор Ренье уже не станет возвращаться к своему проекту.

В 1856 году освободилось место Огюстена Тьерри в Академии надписей и изящной словесности. Ренье представил свою кандидатуру на освободившееся кресло, однако академики предпочли ему Ренана. Но было еще одно пустующее кресло, выборы на которое должны были состояться через неделю. Сразу после своего избрания Ренан пришел домой к Ренье и сказал, что сделает все возможное, чтобы тот на сей раз был избран. Ренье действительно был избран, и с этого случая началась дружба между ними.

Попав в Академию надписей, и Ренан и Ренье вошли в ближайший круг общения г-жи Корню, которая постаралась ощутимо поучаствовать в научной карьере и того и другого. Ренану она выхлопотала командировку на Ближний Восток, а Леона Ренье представила императору как подходящего сотрудника для работы над биографией Цезаря.

15 июля 1860 года Жюль де Гонкур записал в дневнике:

На днях мне рассказали о том, каким образом правительство покупает ученых. Делается это очень просто. ‹…›

Император вызывает к себе г-на Ренана, сообщает ему, что с интересом следит за его трудами, и спрашивает, не хотел ли бы тот повидать края и народы, о которых говорится в его книгах: Сирию, Палестину. Ренан отвечает, что хотел бы, но что у него нет денег на такое путешествие. «Сколько вам нужно?» – спрашивает император. Тот отвечает, как билетерша в театре:

– Не знаю… сколько вам будет угодно.

– Но я хочу, чтобы сумму указали вы. Вам лучше знать.

– Ну, мне кажется, франков приблизительно тысяч двадцать пять…

И все, один готов!

Следующий ученый – некий г-н Леон Ренье, густопсовый республиканец. Император посылает его в командировку в Италию, под предлогом изучения жизни Цезаря, которого считает оклеветанным… И все, второй готов! [Goncourt 2004. T. I, 584–585]

Разумеется, эта история рассказана понаслышке и изложена в обычном для дневника Гонкура сатирическом ключе. «Их взгляд неудержимо влечется к любым проявлениям лживости, лицемерия, мелкого своекорыстия, мягкотелой беспринципности» [Kopp 2004, XLIII]. Но, действительно, правда состоит в том, что, принимая предложения императора, Ренан должен был переступить через свои орлеанистские симпатии (см. [Pommier 1965, 128–129]), а Ренье – через свой республиканизм (напомним, что его покровитель Леба не принимал никаких благодеяний от Наполеона III). Можно предположить, что г-жа Корню, сама несколькими месяцами ранее стоявшая перед аналогичной дилеммой, убедила и Ренана и Ренье согласиться на заманчивые предложения, которые были сделаны с ее подачи им обоим. Отметим здесь, что Ренан и Ренье были лишь двумя фигурами из более многочисленного круга специалистов по древностям, командированных в экспедиции в конце 1850‐х – начале 1860‐х годов по инициативе г-жи Корню.

Итак, в октябре 1860 года Ренан отплыл на Ближний Восток, а Ренье в мае 1860 года, благодаря г-же Корню и Наполеону III, впервые в жизни отправился в Италию. Дежарден в своем биографическом очерке цитирует письмо, которое Ренье написал г-же Корню из Рима. Однако мы не можем полностью доверять Дежардену в том, что касается датировки этого письма, поскольку в этом месте своего очерка Дежарден сознательно смешивает две командировки Ренье в Италию – в 1860 и в 1861 году. Две поездки он превращает в одну и датирует ее 1860 годом. Делает он это, очевидно, для того, чтобы, выдвигая вперед командировку 1860‐го, имевшую действительно чисто научные цели, тем самым если и не обойти молчанием задачу командировки 1861 года, то по крайней мере затушевать слишком хорошо ему известные деликатные аспекты двух секретных поручений, которые император возложил на Ренье в 1861‐м. Поэтому перейдем к этой командировке, имевшей главным образом дипломатический характер.

Леон Ренье: секретные поручения 1861 года. Первая задача была связана с приобретением знаменитой музейной коллекции Кампана. По богатству и разнообразию ни одно частное собрание XIX века не могло сравниться с коллекцией (точнее говоря, с коллекциями) маркиза Джампьетро Кампана ди Кавелли. Выходец из богатой буржуазной семьи, Кампана в течение 25 лет был генеральным директором римского Ломбарда (фактически – крупнейшего депозитного банка). На протяжении многих лет Кампана изымал из кассы Ломбарда наличность, помещая в него под залог предметы из собственных коллекций. Эти деньги он тратил на приобретение новых и новых предметов искусства. Конечным результатом такого управления стал кризис ликвидности в Ломбарде; внезапная ревизия, проведенная в ноябре 1857‐го, установила недостачу в миллион римских скудо. В 1859 году Кампана был приговорен за растрату к двадцати годам галер, а его коллекция конфискована и подлежала продаже. За приобретение коллекции Кампана развернулось настоящее международное соревнование. Ни г-жа Корню, ни сам император не могли оставаться равнодушными к судьбе собрания Кампана: г-жа Корню – в силу хорошего знания коллекции