я небогата, – продолжила она, обводя рукой скудно обставленную комнату. – Мне нечем вам заплатить. Я могу разве что предложить вам свои профессиональные услуги или пообещать своего первенца.

Кровь отхлынула от лица Галины. Она поджала губы, и по бокам носа и рта у нее побежали две глубокие морщинки, придававшие ей возраст.

– В точку, госпожа Хульда, – выдавила она. – Ваш первенец мне ни к чему, но от своего я бы хотела избавиться.

Хульда уставилась на женщину во все глаза, пытаясь осознать услышанное, и вернулась на место.

– Значит, вы в положении, – пробормотала она.

– Да.

– И хотите прервать беременность.

– Верно.

– Почему, можно спросить?

– Нельзя. Но я все равно отвечу: потому что ребенок не от Педро.

Хульда молчала, терпеливо ожидая продолжения.

– Мы с Педро давно знаем, что после его так называемого «лечения», – последнее слово Галина презрительно выплюнула, – он больше не может иметь своих детей.

– А воспитывать чужих в его намерения не входит?

– И снова в яблочко, госпожа Хульда. Голова у вас варит. Так же говорят, верно?

– Да, говорят.

– У вас, немцев, очень странный, обрывистый язык. Он звучит так по-военному, словно вы все время отдаете приказы.

Хульда почувствовала, как в ней снова поднимается раздражение. Как долго эта женщина собирается отнимать у нее время?

– Вы пришли не по адресу. – Хульда встала. Чай внезапно стал горьким, и она вылила его в умывальник. – Да, я помогаю детям появиться на свет, но я не врач. А вам нужно хирургическое вмешательство. Это рискованно: и потому, что опасно для здоровья, и потому, что карается законом. Вас могут отправить в тюрьму. Неужто вы не понимаете?

– Это вы ничего не понимаете, – сдавленным голосом произнесла Галина, и впервые за все время за ее маской высокомерия промелькнул страх. – Если Педро узнает, – добавила она, – то убьет меня. – Она одним глотком допила чай. – Бежать мне некуда. Такой, как я, долго на улицах не протянуть – тем более с ребенком. Тюрьма же представляется мне теплым, даже удобным местом.

Хульда окинула Галину задумчивым взглядом, чувствуя, как к гневу примешивается жалость. Какой бы захватывающей и ослепительной ни казалась жизнь Галины под сенью ночного Берлина, в конечном счете она – зависимая женщина, женщина, которая не научилась стоять на своих ногах. Женщина, которая пытается спасти себе жизнь, потому что совершила ошибку, которую ей не простят.

– Почему вы пришли ко мне? – спросила Хульда. – В вашем мире избавляться от нерожденных детей – обычное дело. У вас наверняка есть нужные связи.

– Вы понятия не имеете, из какого я мира, – с презрением в голосе отозвалась Галина. – А ведь он всего в квартале от вашего, госпожа Хульда. Там меня знают. Все сразу поймут, что произошло. Мне нужен врач, который не имеет отношения к Бюловбогену. – Она тяжко вздохнула. – Иногда мне хочется сбежать, выбраться из этой грязи. Как феникс восстать из пепла, зажить в каком-нибудь другом месте, стать кем-то другим. Простой Лизой, Лоттой, Марго. Но это невозможно. Я навсегда останусь Галиной. – Потом она вскинула голову, словно очнувшись, и поняла, что слишком разоткровенничалась. Ее губы побелели. – Что вы так смотрите на меня, госпожа Хульда? Вы поможете мне или нет?

– А отец ребенка никак не может вам помочь?

Галина издевательски рассмеялась, но смех ее был больше похож на рыдание.

– Отец – зависимый от морфина преступник, которого я надеюсь больше никогда не увидеть.

Хульда кивнула. Галина вдруг показалась ей воплощением двуличия этого города. Берлин – калейдоскоп удовольствий, шампанского и разврата, безумного блеска, наркотиков, плотской любви, чего угодно. Но в конечном счете за это всегда кто-то платит. Как правило – женщины, которые, забеременев, перестают быть желанными и становятся уязвимыми. Если они пытаются защититься, то закон наказывает их в соответствии с 218 параграфом Уголовного кодекса Германии. Приговор выносят судьи-мужчины, которые сами никогда не окажутся в таком затруднительном положении.

– Ни в коем случае не ходите к этим коновалам, подпольным акушерам, – уговаривала Хульда, коротко взяв Галину за плечо. Она почти забыла, что эта женщина пришла взыскать с нее долг, потому что решила: если она сможет помочь, то поможет.

Галина кивнула.

– Кажется, вы называете подпольных акушеров творцами ангелов? – Она истерически рассмеялась. – Красиво, вы не находите?

– Нет, – отрезала Хульда. – Они уродуют своих пациенток настолько, что те успевают истечь кровью быстрее, чем ангелы – пересчитать полученные деньги. Вы знаете, как это бывает.

Галина как будто побледнела еще больше, хотя Хульда не думала, что это возможно.

– Тогда что мне делать? – спросила она. От насмешки и злобы в ее голосе не осталось ни следа.

– Я знаю одну женщину, – сказала Хульда. – Я дам вам адрес места, где она принимает. Это на Красном острове, достаточно далеко от Бюловштрассе. Идите туда и ни с кем не заговаривайте, даже когда будете в приемной. Администратору скажете, что пришли на осмотр. Притворитесь счастливой будущей мамочкой. А потом, когда окажетесь в кабинете у доктора Фишер, скажите ей, что пришли по моей рекомендации. Она поймет, что делать.

– К ней часто приходят такие женщины, как я?

– Возможно, – отозвалась Хульда. В голове промелькнуло воспоминание, размытое и тусклое. – В любом случае, там вам помогут. Вы знаете, какой у вас срок?

– Сегодня ровно десять недель, – сообщила Галина. – Я в жизнь не забуду той ночи и больше никогда не позволю себя одурачить. Я вынесла из этого урок.

Хульда не стала задавать вопросов. На что ей горькие воспоминания незнакомой женщины? Ей достаточно собственного бремени, бремени своих разочарований и обид.

– Хорошо, – только и сказала она, стараясь вести себя как можно деловитее. – В таком случае время еще есть. Но тянуть нельзя, каждый новый день только усугубляет ситуацию.

Галина кивнула. Встала и протянула Хульде пустую чашку. Замешкалась на мгновение, но потом взяла себя в руки и тихо спросила:

– Будет больно?

– Немного, – кивнула Хульда. Ложь легко сорвалась с губ, но при виде облегчения на лице Галины ей стало стыдно. «Всем нам, – подумала Хульда, – приходится проходить через это в одиночку. Некоторые вещи нужно просто пережить».

– Я знаю, что полиция наблюдает за доктором Фишер, – поспешно продолжила она, пытаясь вернуть себе прежнюю деловитость. – Ее несколько раз арестовывали, но всякий раз отпускали за недостатком улик. Однако это еще одна причина действовать быстро. Никто не знает, что может случиться. А других связей у меня нет.

Галина снова кивнула и направилась к двери. Но на пороге обернулась и заявила:

– Женщины на базарной площади – глупые гуси.

Хульде показалось, что Галина подмигнула, перед тем как отодвинуть засов и выскользнуть за дверь.

Через открытую щель в комнату ворвался ветерок, запахло прохладным утренним воздухом и угольной печью на кухне у госпожи