В самый разгар устроенного им разноса за несанкционированный концерт в соседней школе ей вдруг позвонил директор той самой школы и поблагодарил ее за их замечательное выступление. От Инны Сергеевны благодарности они, понятное дело, не дождались. Весь учебный год директриса, которую Илья прозвал «ефрейтор в юбке», тщетно боролась с длинными прическами этих новоявленных школьных «битлов», вплоть до того, что выгоняла их с уроков, а однажды даже дала им на подстрижку свои личные деньги — целых сорок копеек. На эти деньги в 1976 году можно было сделать две мужские стрижки «полубокс», но Илья с Сашей тогда потратили ее деньги на пиво, и, что самое возмутительное, многие учителя, включая и их классного руководителя Веру Марковну Нейменко, явно симпатизировали этим возмутителям спокойствия.

В том году как раз вышел на большие экраны фильм «Розыгрыш» о таком же школьном ВИА, как и у них, и в этом фильме (с участием Дмитрия Харатьяна в главной роли) у московских школьников волосы были намного длиннее, чем у Ильи с Сашей, но «ефрейтор в юбке» была непреклонна и с упорством, достойным лучшего применения, терроризировала их за «битловские» прически. Если утром Инна Сергеевна выставляла на пороге школе заслон по проверке внешнего вида, то Илья с Сашей просто пропускали первые уроки, а учителя их, как правило, покрывали.

Инна Сергеевна, видимо посчитав, что последнее слово непременно должно остаться за ней, не пустила Ладогина и Винника на единый районный выпускной вечер, который для всех школ их района проводился в том году в ДК ХЭМЗ. Это было ее личной местью за то, что накануне Илья с Сашей, решив, что директор школы для них больше не указ, даже слушать ее не стали, когда она потребовала, чтобы они подстриглись на выпускной, и продолжили как ни в чем не бывало репетировать. В принципе, они и сами не особо рвались на столь официальное мероприятие, но неприятный осадок, конечно, остался — все-таки выпускной вечер бывает раз в жизни. Запретить же строптивым выпускникам прийти вечером в школу на вручение аттестата зрелости уже было не во власти директора школы — для отказа выдать им документ, как и всем, в торжественной обстановке нужно было бы придумать более серьезные основания, чем неугодные ей прически выпускников Ладогина и Винника. Аттестаты им директор тогда вручила, но приказала классному руководителю Вере Марковне Нейменко так исправить характеристики, чтобы по окончании школы их не то что в вуз — в тюрьму бы с такими характеристиками не взяли, а сразу бы расстреляли как «врагов народа». Вера Марковна приказ этой самодурши выполнила, но тайком от директрисы сохранила для Ильи его положительную характеристику, однако тот из гордости отказался ее взять и вступил во взрослую жизнь с «волчьим билетом».

После окончания школы Илья и его закадычный друг Винникоша, вместо того чтобы готовиться к вступительным экзаменам в вуз, отправились с палаткой и гитарами в турне по Крыму. Остановились они в Симеизе под скалой Лебединое Крыло. Днем ловили мидий и загорали, а по вечерам играли на гитарах у костра. В один из таких вечеров, когда Илья пел под гитару одну из своих самых любимых песен Джорджа Харрисона «While my guitar gently weeps» («Пока моя гитара нежно плачет»), к ним подошла ослепительно красивая девушка с длинными темно-каштановыми волосами, радужной волной ниспадавшими на ее загорелые плечи. Присев на камень, она зачарованно слушала, как он поет. От взгляда ее карих с зелеными искорками глаз у Ильи перехватило дыхание. Закончив петь, он отложил гитару и подошел к девушке познакомиться. Через полчаса, уединившись на опустевшем пляже, они уже самозабвенно целовались. Девушку звали Анастасия. Илья так вскружил ей голову, что она потеряла счет времени и забыла, что обещала отцу вернуться в пансионат до десяти вечера. Разъяренный отец, застав дочь в два часа ночи в объятиях молодого человека, был вне себя от гнева. Не захотев слушать ее оправданий, он схватил Настю за руку и силой увел ее с собой. На прощание она успела только крикнуть Илье, что завтра утром улетает домой в Москву. Больше ей отец не дал ничего сказать. Илья, разочарованный, вернулся в свою палатку, но до утра так и не смог заснуть. Образ Насти стоял перед глазами, и все его мысли были только о ней. С утра пораньше Илья отправился на автовокзал, надеясь застать ее там с отцом. На первый рейс в аэропорт Симферополя в 6:30 утра Настя не пришла, не было ее на рейсе и в 9:30, и в 12:00. Кассирша сказала ему, что, возможно, его девушка уехала в аэропорт на санаторском автобусе, но Илья даже не знал, в каком санатории она с отцом остановилась, и когда у нее вылет, ему тоже было неизвестно. Море без Насти теперь было не в радость, и на следующий день он уехал домой.

Вернувшись в Харьков, Илья заявил родителям, что будет поступать в МГУ на журфак, поэтому завтра уезжает в Москву. Заявление Ильи о его намерении подать документы в МГУ было для его родителей полной неожиданностью. Его отец преподавал в ХГУ высшую математику, а мать была доцентом факультета иностранных языков, и они могли бы замолвить за своего сына словечко, чтобы выданная ему в школе негативная характеристика не помешала поступить в Харьковский госуниверситет на любой факультет, но отговаривать его от поездки в Москву не стали. О своем мимолетном знакомстве с девушкой по имени Настя, которую он надеялся найти в Москве, Илья не рассказал — тогда бы ему пришлось признаться, что поступление в МГУ для него лишь предлог отправиться на ее поиски. Илья и сам прекрасно понимал, насколько мизерны его шансы найти Настю в многомиллионной Москве, ведь он даже не узнал ее фамилию. Все, что было ему о ней известно, — это то, что Настя тоже окончила в этом году десятый класс и мечтает поступить в мединститут. На журфак, где был самый большой конкурс, он, конечно же, не поступил. Не нашел он Настю и среди абитуриентов московского мединститута, а весной следующего года его призвали в армию.

Служить Илье довелось за полярным кругом в отдельном полку морской пехоты Северного флота. Илья считал, что морпехи круче «голубых беретов» ВДВ и форма у них самая красивая во всей армии, поэтому сам напросился в морскую пехоту, хотя в военкомате его предупредили, что есть такая армейская примета: «Чем красивее форма, тем тяжелее служба». Но Илья твердо решил, что если служить, то в самых элитных войсках, благо к восемнадцати годам он вымахал под метр восемьдесят и при весе в семьдесят пять килограммов легко мог подтянуться тридцать раз, что даже для спецназа было более чем достаточно. Слухи о царящей в армии «дедовщине» его тоже не очень-то пугали. Улица, на которой он вырос, признавала только тех, кто способен был постоять за себя, и, чтобы научиться классно драться, Илья записался в секцию бокса, едва ему исполнилось двенадцать лет.

Одновременно с секцией бокса Илья ходил еще на спортивное ориентирование. Каждые выходные тренер из Дворца пионеров вывозил юных ориентировщиков на природу, и Илья вместе со всеми садился в переполненный вагон пригородной электрички и бегал по лесу с картой и компасом. На одном из таких забегов он, выскочив не на ту просеку, заблудился, и выбраться из леса ему удалось только под утро. Уставший, продрогший и голодный, он, чтобы не замерзнуть (после дневной оттепели мороз ночью ударил нешуточный), бегал всю ночь и все-таки нашел дорогу домой. Самое удивительное, что он даже не простудился и на следующий день пошел в школу как ни в чем не бывало.