Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советуюсь с педиатром, она сопереживает мне и помогает, как может, и с группой родителей. Изучила вопрос о лекарствах и сама не хочу ничего трогать, слишком опасно. Клиника из Нью-Йорка больше не может участвовать в лечении. Педиатр думает, что больницы лучше и больше услуг около Бостона. То же самое мне посоветовала волонтер из Федерации для детей со специальными потребностями. Когда все советы сошлись на том, что нужно ехать искать помощи где-то подальше от дома, я вижу, что решение уже принято. Мы поедем в Бостон.
Глава 22
Моя работа — как Золушка, вознаграждает меня необходимыми деньгами, служит мне при том, что внимания ей почти нет. Но я ее люблю, и она это знает.
Ехать в Бостон я решила после работы во вторник, так как в среду у меня выходной. Отжала Васю у Картера, он не очень отбивался, и мы отправились в путь, в темноту ночи и неизвестность. Погода была ясная, и ехали легко. Где-то на полпути, когда появился прием после переезда через гору, прошел звонок от доктора Тамини. Я уже не надеялась ее услышать, смутилась.
— Как ваши дела? — заученно спрашивает доктор.
— Мы с Васей в дороге, едем в Бостон, в приемный покой, надеюсь, нам там окажут помощь быстрее, чем у нас. Я советовалась с педиатром, и она считает, что шансов там больше, — прямо выпалила я. — Не знаю, что делать, — чтоб не сказать прямо, что она нас кинула.
Она выслушала меня и сказала:
— Хорошо, езжайте. Потом расскажете, что там было.
Я была в бешенстве от такой реакции и, чтобы не нагрубить, окончила разговор. Я полагала, что психиатр в состоянии отменить одно лекарство и назначить другое. Или обсудить, посоветовать, успокоить. Я действовала от страха явной суицидальной наклонности и безысходности. Она ничего из этого делать не стала, просто отправила меня на Голгофу. Но раз помогать нам не будет, то и время с ней терять тоже не хочу. Передо мной стоят монументальные задачи, и я не могу распыляться на человека, на которого я полагалась раньше, а зря.
Мы доехали до бостонского госпиталя MGH и встали в очередь в приемный покой. Людей было не очень много, и мы относительно быстро, за полтора-два часа, прошли регистрацию. Потом нас отвели внутрь больницы. А вот там уже сидело много людей. Это общий, не психиатрический блок, из которого нельзя выходить. Народу тьма, больные взрослые и дети, все сидят под стенами вдоль коридоров. Нас поместили в проходе — Васю на топчане, меня — на стульчике рядом. Всю ночь выли сирены, и не выключался свет. Ноги в проход выставить нельзя — отдавили бы проносящимися переносными каталками с больными. Даже спокойный человек быстро придет в тревожное состояние от шума, лязга и потери сна. В этом цементном мешке без окон теряется ощущение времени суток.
Ото всех медсестер, врачей и персонала, которые со мной беседовали, я пыталась добиться ответа на вопрос: можно ли мне прекращать давать Васе «Сероквел»? Конкретного ответа не получила. Решила, что раз уж мы в больнице, то будет лучше не давать. Не хотела брать на себя это решение, а вышло как всегда. Мест в детских психиатрических клиниках нет, как и предполагалось. База данных обновляется всё время, поэтому надо ждать. Так как лекарство выходит из организма за шесть часов, вреда от него уже не будет. Может быть вред от резкого прекращения, и в этом случае в больнице нам окажут помощь. Под утро Васин топчан завезли в угол, и я взяла освободившийся второй стул, чтобы поднять и вытянуть ноги. Так немножко легче. Раздражает электрический свет и резкие звуки. В маске нужно было провести всю ночь. Я вытерлась водой в туалете, Вася на предмет умывания бастует, но лицо под маской у него потеет, не говоря уже о теле, и чешется. А он лишний раз не хочет мешаться с людьми и слезать с топчана.
Утром мы опять в коридоре. Приносят положенный пациенту несъедобный завтрак. Хлопья из сахара, сок из концентрата, серо-зеленого цвета яйца. Но есть это не обязательно. Я могу выйти и купить еды. Васе выходить нельзя, а мне можно, и это хорошая новость. Честно говоря, мне любой повод выйти из этого ада хорош.
Бостон — родной и знакомый, я шесть лет жила и училась здесь. Сегодня он исполняет функцию терапевта. Госпиталь расположен возле Чарлз-речки, красивого парка вдоль берега, рядом со старинной частью Бостона, где дорогущие кирпичные домики украшены кадками с цветами и узкие улочки вымощены брусчаткой.
Моей маме была назначена компьютерная томография. Я не стала, как обычно, пытаться разрулить и переназначить. Дала ей возможность разобраться самой. Она решилась поехать туда сама на автобусе. Я отпустила ситуацию. Через несколько часов мне позвонила полиция, пост-фактум. Мама пропустила автобус и не смогла договориться с персоналом насчет такси. Полицейский ее довез, все разрешилось без меня. Показательно, что без меня небо не упало на землю.
Лора сходит с ума от вида полиции и от того, что меня нет, но тут я тоже ничего не могу сделать.
Вася мрачен и подавлен. Он вянет без свежего воздуха. И он, так же, как и я, не понимает, что происходит.
Одна вещь, которая предсказуемо вдохновляет, — мой телефон. Он может смотреть блогеров и видео фокусов на горных велосипедах и сноуборде. Мой телефон работает, как маленький генератор допамина, окно в мир. Гуляю сама без телефона, он мне не так нужен, смотрю на настоящий мир. Принесла нам завтрак и опять беседовала с персоналом. Директива — опять ждать.
Вася, кстати, еще умудрился дома повредить палец на левой руке, стукнул молотком по нему, когда строил домик в лесу. К нему призвали молодого доктора-ортопеда, сделали рентген, нашли трещину и наложили шину. Это была бы еще поездка в больницу с ним, а так как уже в больнице — два в одном.
Васе позвонили и поговорили с ним папа и Ник. Не могу сказать, что его это утешило, но мне приятно, что эти люди всё-таки есть в его жизни. Больница дает мало надежд на сегодня, но есть завтра, и завтра всё может измениться. Понимаю, что я здесь застряла и Васю не брошу. Звоню своей офис-менеджер, отменяю рабочий день на четверг. Между Васей и работой опять выбираю Васю. Питер
