Царь царей вел свою армию строго на юг, прямо на Фраду, столицу Дрангианы. Заняв город, Македонец расположился в царском дворце и предоставил отдых войску – казалось, ничто не предвещало беды. Но она пришла оттуда, откуда не ждали, и именно в эти дни Александр ощутил всю тяжесть и горечь власти.

* * *

Сначала цитата: «Александр видел, что его приближенные изнежились вконец, что их роскошь превысила всякую меру: теосец Гагнон носил башмаки с серебряными гвоздями; Леоннату для гимнасия привозили на верблюдах песок из Египта; у Филота скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на сто стадиев; при купании и натирании друзья царя чаще пользовались благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и спальников. За все это царь мягко и разумно упрекал своих приближенных. Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще побежденных. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд? «Сможет ли кто-либо из вас, – говорил он, – сам ухаживать за конем, чистить свое копье или свой шлем, если вы отвыкли прикасаться руками к тому, что всего дороже, – к собственному телу? Разве вы не знаете, что конечная цель победы заключается для нас в том, чтобы не делать того, что делают побежденные?» (Плутарх). И ведь правильно все говорил, по делу, только во всем этом есть одно НО. Здесь получается, как в притче про богача, который видит соломинку в глазу бедняка и не замечает бревна в собственном: так и новоявленный Царь царей – посмотрел бы сначала на себя, прежде чем других поучать! Поэтому сделаем небольшой шаг назад, к тому моменту, когда македонская армия находилась в Гиркании и когда, собственно говоря, все и началось. И здесь опять без цитирования не обойтись, чтобы потом легче было понять смысл развернувшихся событий.

Все источники единодушно сходятся в том, что и греки, и македонцы обратили внимание на то, что поведение их царя стало существенно меняться во время похода в Гирканию, а если быть более точным, то сразу после смерти Дария. Длительное пребывание в Гекатомпиле и Задракате дало обильную пищу для размышлений как рядовому, так и высшему командному составу армии. «Теперь Александр решил, что намерения его осуществлены и власть непоколебима. Ему начала нравиться персидская изнеженность и роскошь азийских царей. Сначала он завел во дворце жезлоносцев и поставил на эту должность уроженцев Азии, затем сделал своими телохранителями виднейших персов, в том числе Дариева брата, Оксафра. Затем он надел персидскую диадему, хитон беловатого цвета, персидский пояс и прочие принадлежности персидского костюма, кроме штанов и кандии. Спутникам своим он дал багряные одежды и на лошадей надел персидскую сбрую. По примеру Дария он окружил себя наложницами; их было не меньше, чем дней в году, и они отличались красотой, так как были выбраны из всех азийских женщин. Каждую ночь они становились вокруг царского ложа, чтобы он мог выбрать ту, которая проведет с ним ночь. Все эти обычаи, однако, Александр вводил очень постепенно, придерживаясь обычно прежних: он боялся раздражить македонцев, но многих, которые упрекали его, ему удалось улестить дарами» (Диодор). Диодору вторит Юстин, возмущаясь недостойным, с точки зрения эллина и македонца, поведением царя: «Александр стал носить одежду персидских царей и диадему, что не было принято ранее у македонских царей; Александр как будто заимствовал законы у тех, кого победил. Чтобы эта одежда, если он станет носить ее один, не показалась от этого особенно ненавистной, он и друзьям своим приказал одеваться в длинные пурпурные одежды, расшитые золотом. Желая подражать персам в распущенности нравов не менее чем в одежде, он отобрал среди множества царских наложниц самых красивых и знатных по происхождению и проводил с ними ночи поочередно. Кроме того, он стал держать невероятно пышную трапезу, чтобы его образ жизни не казался слишком трезвым и скудным, стал с царственной роскошью справлять пиры с играми, совершенно забыв, что такие нравы ведут не к укреплению мощи, а к потере ее» (Юстин). Вновь видим взрыв негодования просвещенных эллинов, которые в своем закосневшем консерватизме и национализме напрочь забывают об очевидных и простых вещах. А забыли они о том, что Александр не эллин и никогда им не был! Он и македонец-то только наполовину, и не ему, ученику Аристотеля, быть поборником узкоплеменного греческого национализма. Он даже со своим учителем полностью разошелся во взглядах относительно тех же персов, которых Аристотель именует варварами, и надо сказать, что в этом вопросе Великий Македонец оказался умнее и прозорливее и дальновиднее Великого Ученого. У Александра в руках – власть, и в его воле строить свою империю так, как он считает нужным, не обращая внимания на вопли эллинов и ворчание македонцев, считающих, что на них свет клином сошелся. Македония теперь для царя – одна из частей его огромной державы, и он смотрит на мир более широко и объективно, чем его македонские подданные. «Война Возмездия» закончена, полномочия стратега-автократора Александр с себя сложил, и война, которую он теперь ведет, это его личная война. Соответственно меняется и роль армии – царь им платит, они за него воюют. Поэтому с их мнением он считается все меньше и меньше, справедливо полагая, что негоже наемникам указывать хозяину, что и как делать. Он – Царь царей, сын бога Амона, стоит над своими подданными на недосягаемой высоте, и ему оттуда видно гораздо лучше, что и как менять в этом мире. Однако, когда ему нужно, Александр вспоминает и о старых македонских традициях, в частности таком элементе, как войсковое собрание, и будет умело им пользоваться во время борьбы с высшим армейским руководством, противопоставляя простых солдат верховным командирам. Царь научился просто блестяще манипулировать мнениями разнообразных группировок, сталкивать их между собой и все время при этом, ослабляя своих противников, оставаться в выигрыше. Филипп II и Аристотель – вот те два человека, у которых Александр постигал науку, как пользоваться властью, став в итоге величайшим государственным деятелем эпохи. Свое время он значительно опередил и постоянно сталкивался с непониманием, а иногда и открытым сопротивлениям своим действиям, но в его руках была власть, и в его силах было скрутить в бараний рог всех недовольных. Но Македонец был достаточно умен и обладал огромным даром убеждения, к силе прибегая лишь в крайних случаях. «В эту пору во всем лагере все стали возмущаться тем, что Александр оказался таким выродком по сравнению с отцом своим Филиппом, что даже отрекся от своей родины и перенял те самые персидские нравы, вследствие которых персы были побеждены. А чтобы не показалось, что только он один опустился до порочной жизни тех, кто был побежден его оружием, он позволил также и своим воинам брать в жены тех пленных женщин, с которыми они были в связи, полагая, что у солдат будет меньше желания вернуться на родину, если в лагере они почувствуют некоторое подобие домашнего очага и семейной обстановки, и сами военные труды покажутся легче благодаря сладостям брака» (Юстин). Ход сам по себе очень толковый и грамотный, царь прекрасно разбирался в психологии своих солдат и поступил наилучшим образом в подобной ситуации. Но это касалось только греков и македонцев, а были еще персы и другие народы создававшейся империи, и к ним был нужен абсолютно другой подход.