Что ответил пройдохе Вишня, Кай не расслышал. Честно говоря, внезапно он совершенно потерял интерес как к загадочному трактату, так и к заключенному пари. В просвете между головами покупателей, приценивавшихся к расшитым диковинными узорами халатам, мелькнуло на миг смуглое лицо, замотанное до глаз серым. Аджакти напрягся и вытянул шею, вглядываясь в толпу. Нет, ничего. Его бесцеремонно дернули за рукав:

— Слышь, чего говорю-то? — не унимался Вишня. — Старикан туп, как глухарь, не петрит ни шиша. Кого бы еще спросить?

Вместо ответа Кай невозмутимо обратился к «глухарю»:

— А что, уважаемый, гайены еще не покинули город? Я слышал, караванные пути уже закрыты.

Старичок, видимо, обрадовался перемене темы:

— Закрыты-закрыты, — закивал он так энергично, что чалма размоталась еще больше. — Только «псы пустынные» по базару еще рыскают, спешат продать последнее. Есть у них один отчаянный капитан, он каравеллы водит до самых осенних штормов. Говорят, ему демоны пустынные помогают от ледяных великанов уйти. Это, видать, его люди.

— Я говорю, берем книженцию, пельмень ее за два гроша продает, и ищем писчий ряд, — гнул свое Вишня. — Уж там-то знающий народ найдется.

— А как звать этого друга демонов, ты случаем не слыхал? — продолжал Кай.

Старичок удрученно заткнул свисающий конец чалмы за ухо:

— Не, не слыхивал. Но говорят, здоровый он такой, свирепый, и рисунок у него на лапище: голова собачья скалится.

— Что-то я не въезжаю, Аджакти, — начал заводиться Вишня, — если тебе занюханного циркония жалко…

— Где Токе? — перебил его Кай, оглядываясь по сторонам.

— А при чем тут он?! — нахмурился озиат и тут же охнул, схватившись за припухшую вокруг метки бровь. — Ух, чтоб Скавру так яйца припекли! Он что, нулларборский знает? Токе, то есть?

Низенький плешивый церруканец, занявший место Кая у книжного расклада, трусовато заморгал при виде обращающегося к нему на чужом языке чем-то явно недовольного гладиатора.

— Аджакти? — Теперь настала очередь Вишни крутить головой. Товарищ буквально растворился в воздухе. Как по волшебству.

Гайенов было четверо. Их замотанные серыми платками головы маячили далеко впереди, в оружейных рядах. Светлой, короткостриженой макушки Токе пока нигде не наблюдалось, но Аджакти не сомневался — где гайены, там будет и Горец. Оставалось только надеяться, что он, Кай, окажется на месте встречи не слишком поздно.

Токе никогда и никому не рассказывал о своих планах. Но другу не нужны были слова, чтобы понять, что заставило гордого паренька-северянина безропотно принять клятву гладиатора и Скаврово клеймо. Горец ухватился за единственную возможность выжить, потому что мертвые не могут мстить. Без надежды на месть жизнь Токе не имела ценности или смысла. И вот теперь, наконец, казалось, сама судьба посылала ненавистных врагов ему в руки. Руки, которым не хватало только оружия.

— Дуй за стражей, сынок! Скажи, гладиатор только что стянул меч у оружейника Каюра. — Зычный бас именованного торговца разнесся над толпой у входа в коридор клинков. — Пошли их сюда да скажи, чтоб поспешили. Ничего не напутай, смотри, бестолочь непуте… — Каюр осекся на полуслове, когда еще один гладиатор, чуть повыше и намного страхолюдней первого, перемахнул через прилавок, выхватил из стойки два парных меча в ножнах и сунул себе за плечи. От подобной наглости дородный оружейник налился кровью. Глаза его грозили вот-вот выскочить из орбит:

— Куда?! Нельзя! Гладиаторам — нельзя! Положь на место!

Его сын, кудрявый мальчишка лет десяти, с интересом наблюдал за происходящим, возбужденно переминаясь с ноги на ногу. Он явно был не в силах решить: то ли бежать выполнять приказ отца, то ли остаться посмотреть, что будет дальше. Нахал между тем нашарил у пояса туго набитый кошель и бросил его прямо в вытянутые руки хозяина:

— Это тебе за меня и товарища.

Оружейник яростно замотал головой, держа тяжелый кошель как можно дальше от себя, будто ядовитую змею:

— Нельзя! Гладиаторам — оружие продавать — нельзя! — бессвязно твердил он, так активно подмигивая разинувшему рот сыну, что, казалось, щекастое лицо перекосил тик.

— А у тебя никто ничего не покупает, — твердо заявил беловолосый и слепоглазый, отступая на шаг. — Мы просто заняли рекламный образец продукции. Под залог, — с этими словами негодяй одним прыжком перескочил разложенные на прилавке клинки и мгновенно растворился в толпе.

— Какой-какой образец? — пробормотал остолбеневший Каюр, крепко прижимая к груди неожиданное богатство.

— Руколомный, папаша, — подсказал сын, наконец захлопывая рот.

— Вот и я так думаю, — и оружейник дернул вниз полосатый полог, закрывая лавочку прямо перед носом собравшихся зевак.

Каю оставалось только уповать на то, что у Токе хватит выдержки, чтобы незаметно проследовать за гайенами, дождаться, пока они покинут базар, и напасть на «псов» в тихих боковых улочках. Но этой надежде не суждено было сбыться. Впереди, из овощного ряда, уже доносился звон мечей, испуганные вопли и прочие до боли знакомые звуки драки. Перескочив через чьи-то покрытые глазурью горшки, Кай помчался по проходу, распихивая зазевавшихся покупателей. На подходах к месту потасовки толпа сгустилась, зеваки в задних рядах тянули шеи, пытаясь разглядеть происходящее и расспросить стоящих впереди. Каю пришлось как следует поработать локтями, чтобы протиснуться через пробку.

Внезапно людская масса кончилась, и он вылетел на открытое место между палаткой с баклажанами и перевернутым лотком, с которого рассыпалось что-то круглое, зеленое и угрожающе шипастое. Один из гайенов валялся тут же, скрючившись и пытаясь руками собрать с земли собственные кишки. Один из его выпученных, затянутых пеленой муки глаз смотрел прямо на Кая, другой уставился в небо. Остальные трое, обнажив мечи-ильды, теснили Токе через очищенный перепуганными горожанами проход, стремясь окружить.

Брошенная кем-то на полпути повозка, полная огромных оранжевых тыкв, преградила гладиатору путь к отступлению. Недолго думая, Горец вскочил на передок. Одним пинком он опрокинул овощную пирамиду на головы врагов. Кая так и подмывало ввязаться в драку, налетев на гайенов с тыла. Но он знал, что право на этот бой принадлежит Токе. Как и право на месть. Поэтому Аджакти остался стоять в стороне, наблюдая за происходящим и готовый вмешаться, если другу будет угрожать опасность.

Пока, однако, было непохоже, чтобы Горец нуждался в помощи. Месяцы, проведенные в Танцующей школе, изменили его. Несмотря на полудетскую округлость лица, в парне мало что осталось от того подростка, который вечность назад отправился со своим отцом в Церрукан торговать шерстью И ответственность за смерть того мечтательного мальчика, который когда-то жил в Токе, несли именно эти четверо людей с серыми лицами. Именно они изнасиловали любимую девушку на его глазах. Именно от их мечей погиб Эсгер.