Надежда вспыхнула у меня в груди.

– Правда?

Джозеф откашлялся.

– Нужно посмотреть, как отреагировала публика. Но было хорошо. Очень хорошо, Лаки.

Эти слова вызвали у меня поток слез.

Это было облегчение, изнеможение – все, что я сдерживала.

Реакция фанатов оказалась столь же обнадеживающей.

Все хотели спонсировать меня.

Все хотели пригласить меня на свои шоу.

Все хотели совершить экскурс в «Новую Лаки».

Несмотря на успех этого выступления и первоначальную поддержку Джозефа, в конце концов, через несколько месяцев после выступления, я покинула свою звукозаписывающую компанию. Просто не было никакой возможности совместить мое новое видение Лаки с тем, на что изначально ориентировались они. Мой лейбл отказался идти вперед.

Из коридора я слышала, как мама ругает папу за то, что он снова положил помидоры в холодильник.

– Неправильно не класть их туда! – протестовал он.

– Ты что, не смотришь кулинарные каналы? – огрызнулась мама. – Никто их не охлаждает. Думаешь, тебе лучше знать?

Они продолжали спорить, и я улыбнулась, закрывая дверь спальни от шума.

Несмотря на то, что вели они себя, словно несчастная супружеская пара, родители показали себя чрезвычайно проницательными. Я смогла разорвать свой контракт лишь потому, что еще на начальном этапе мои родители попросили адвоката разобраться с ним и внести коррективы, основанные на американском трудовом законодательстве и прочих юридических нормах.

Я плюхнулась на постель и достала телефон. Там была куча писем от Джи Йон. Я кликнула по первому, с темой «Расписание записей на эту неделю».

«Лаки,

Как ты и просила, вот расписание на эту неделю. Ты в студии по вторникам и четвергам. Я позаботилась о доставке обедов, и это НЕ салаты (но и не гамбургеры!).

Кроме того, я прикрепила идеи костюмов для следующего клипа. Художнику по костюмам понравилась твоя идея с комбинезоном, хотя я, конечно, хотела бы, чтобы это были шорты (эти ноги!).

Увидимся через пару месяцев,

Д. Й.»

Я улыбнулась. Джи Йон было больно позволять мне есть столько углеводов и носить менее откровенные костюмы. Совершив шокирующий поступок, она оставила компанию вместе со мной, чтобы стать моим новым менеджером.

– Кто еще позаботится о том, чтобы ты делала свои десять шагов ухода за кожей? – сказала она, шмыгнув носом.

Теперь мы работали с небольшой компанией в Лос-Анджелесе. Они курировали несколько K-Pop-групп, но, в основном, – независимых местных исполнителей. Вроде меня. Это было страшно, но после нескольких месяцев в Лос-Анджелесе я наконец погрузилась в рутину и начала работать над новым альбомом. Это все еще был K-Pop, но я тесно сотрудничала с авторами песен. Я собиралась назвать альбом «Cat». Сокращением от моего полного имени Кэтрин Нам.

Что в этом было лучшим? Моим домом стал Лос-Анджелес, время от времени я совершала длительные поездки в Корею. И мой график был благословенно управляемым.

Несколько часов спустя моя сестра высадила меня перед баром в Голливуде. Я все еще не могла поверить, что штат позволил ей сесть за руль убийственной машины.

– Возвращайся домой по сто первому и никуда не сворачивай, не отправься на Малхолланд или куда-нибудь еще, – твердо сказала я, отстегивая ремень безопасности.

Вивиан издала неприличный звук.

– Не то чтобы мне нужно было твое разрешение, но я не против проехаться по Малхолланду.

– Если хочешь умереть сиганув со скалы! – ответила я, повернувшись всем телом и потянувшись за футляром с гитарой на заднем сиденье.

– Зачем мне вдруг съезжать со скалы? – взвизгнула она.

Гитара чуть не ударила ее по голове.

– Упс, прости. Я не знаю, даже хорошие водители могут…

– О боже. Как я рада, что закончилась эта твоя «Lilith Fair» фаза жизни! – Вивиан разблокировала двери, агрессивно нажав кнопку.

– Может, я продлю его навечно, лишь бы помучить тебя, – сказала я, натягивая черную шляпу с широкими полями.

– Иди играй свою дурацкую музыку!

Машина с ревом уехала, оставив меня в облаке выхлопных газов. Мило. На самом деле, я была счастлива от того, что сестра вновь обращается со мной, как с дерьмом.

* * *

В этот пятничный вечер Голливуд уже жил полной жизнью. Парни в блестящих рубашках, девушки в коротких юбках и на высоких каблуках, туристы, глазеющие на всех подряд, парни с парковки, продающие свои места за тридцать долларов, бездомные, ловко огибающие все это, корейско-бразильский мобильный ресторанчик с очередью вдоль тротуара, хипстеры, шагающие так бодро, будто им есть куда спешить…

Это было одновременно и отвратительно, и великолепно – дихотомия Голливуда. Города надежд.

Я вошла в бар через заднюю дверь, и кто-то уже был на сцене, играя с группой из четырех человек. Что-то джазовое. Заведение было еще не заполнено, для выходных еще рано.

Взяв в баре содовую, я нашла место в темном углу, освещенном единственной свечой.

– Прошу прощения.

Я оглянулась на молодую женщину, стоявшую передо мной, прижав сумочку к груди.

– Да?

– Ты… Лаки? – последнее она прошептала.

– Да, – прошептала я в ответ. – Но можем мы сохранить это между нами? Я пока не хочу, чтобы все знали, что я тут.

Она решительно закивала.

– О боже, конечно!

В качестве эксперимента я выступала на небольших площадках по всему Лос-Анджелесу. Это была не Лаки и даже не Кэт. Всего лишь я. Кэтрин Нам, гитара и мой собственный голос.

Сначала я пыталась сохранить свою личность в секрете, но была раскрыта почти сразу. В Америке люди теперь узнавали меня даже без розовых волос. Поначалу это меня расстраивало, но я превратила это в еще один способ общения с фанатами. Я решила сделать эти выступления эксклюзивным шоу для счастливчиков – раздавать лишь двадцать билетов на «тайное выступление». Это была лотерея, и о месте выступления счастливчики информировались в последний день. Им даже приходилось оставлять у двери свои камеры и телефоны.

Когда в прошлом месяце я впервые вышла тут на сцену, я была в ужасе. Казалось странным, что звезда K-Pop, певшая перед стадионами