Она замерла с ручкой на весу. Что, собственно, заставило ее отвечать? Конечно, не деньги. Каждый присланный цент попадал в банк, и за годы на счете, открытом на имя Фебы, накопилось почти пятнадцать тысяч долларов. Вероятно, она писала по старой привычке или же в душе хотела, чтобы он понял, чего лишился. «Вот! – словно бы говорила она, хватая Дэвида Генри за воротник. – Вот твоя дочь, Феба, девочка с солнечной улыбкой! Ей уже тринадцать лет, а она жива и радуется всему вокруг!»

Каролина отложила ручку, вспоминая Фебу в белом платье, поющую в хоре, Фебу с котенком на руках. Можно ли рассказать ему обо всем этом, а потом не разрешить встретиться с дочерью? А если он, после стольких лет, явится к ним – что тогда? Любовь к нему Каролины давно прошла, но… мало ли? Вдруг она все еще зла на него за скорую женитьбу, за то, что не сумел разглядеть ее, Каролину? Собственная ожесточенность встревожила ее. Может, он изменился? А если нет? Обидит Фебу, как когда-то, сам того не понимая, жестоко обидел ее саму.

Каролина в сердцах отпихнула письмо, за полнила несколько счетов и вышла на крыльцо опустить их в почтовый ящик. Феба сидела на ступеньках, высоко держа зонтик, прячась от дождя. Каролина посмотрела на нее минутку и тихонько прикрыла дверь. Прошла в кухню, налила себе еще кофе и долго стояла у задней двери, глядя на листья, с которых текла вода, на мокрый газон и ручеек вдоль дорожки. Под кустом валялся бумажный стаканчик, у гаража – салфетка, превратившаяся в месиво. Совсем скоро Ал в очередной раз уедет. Неожиданно – и лишь на миг – Каролина подумала, что отъезд мужа тоже можно воспринимать как свободу.

Дождь усилился, яростно забарабанил по крыше. Что-то дрогнуло в сердце Каролины, мощный инстинкт заставил ее развернуться. Она проскочила гостиную и вылетела на крыльцо, уже зная, что никого там не увидит. Тарелка аккуратно стояла на бетонном полу, кресло замерло неподвижно.

Феба исчезла. Ушла.

Ушла – куда?! Сквозь густую пелену дождя Каролина из конца в конец осмотрела улицу. Вдалеке грохотал поезд; с левой стороны дорога взбиралась на холм, к железнодорожным путям, а справа заканчивалась выездом на магистраль. Спокойно, спокойно, думай. Думай! Куда она могла пойти?

Чуть дальше на улице дети Свонов шлепали босиком по лужам. Каролина вспомнила слова Фебы: «Хочу кошку», вспомнила маленький пушистый комочек на руках Эйвери и то, как Феба была зачарована этим крошечным созданием и его тоненьким мяуканьем. Все верно: Каролина спросила маленьких Свонов о Фебе, и те фазу показали на молодую рощицу за дорогой. Котенок убежал, и Феба с Эйвери отправились его спасать.

При первой возможности Каролина перебежала шоссе, лавируя между машинами. Земля размокла, в роще следы Каролины сразу заполнялись водой. Она продралась сквозь густую поросль на полянку. Эйвери, стоя на коленках, заглядывала в трубу, по которой вода с холмов стекала в бетонную канаву. Рядом, как флаг, валялся желтый зонтик Фебы.

– Эйвери! – Каролина схватила девочку за мокрое плечо. – Где Феба?!

– Полезла за котенком. – Эйвери ткнула рукой в трубу. – Он убежал туда.

О черт! Каролина распласталась перед отверстием, откуда хлестала холодная вода. «Феба! – закричала она, и ее голос эхом полетел в темноту. – Детка, ты здесь?»

Тишина. Каролина протиснулась внутрь, обдирая онемевшие от воды пальцы. «Феба!» – крикнула она изо всех сил и прислушалась. Из глубины мрака донесся слабый звук. Каролина продвинулась еще на несколько футов, нащупывая путь руками в невидимом ледяном потоке. Наконец пальцы коснулись мокрой ткани, холодного тела – и замерзшая, дрожащая Феба оказалась у нее в объятиях. Каролина прижала девочку к себе, как в детстве, когда носила ее по напаренной фиолетовой ванной, заставляя дышать.

– Давай-ка выбираться отсюда, солнышко.

Феба даже не шелохнулась.

– Мой котенок! – произнесла она решительно, и Каролина только теперь почувствовала под рубашкой Фебы что-то извивающееся, слабо мяукающее. – Он мой!

– Да забудь ты про котенка! – Каролина потянула Фебу к выходу. – Ну-ка, давай. Быстренько.

– Мой котенок, – повторила Феба.

– Ладно, ладно, – раздраженно сдалась Каролина. Вода быстро прибывала. – Твой котенок. Пойдем!

Феба начала медленно продвигаться к кругу света. Наконец они вылезли из трубы и выпрямились в бетонной канаве, в пенном дождевом потоке. Феба промокла до нитки, волосы прилипли к лицу, мокрый и взъерошенный котенок жалобно мяукал и дрожал от холода. За деревьями смутно маячил их дом, теплый и надежный, как спасательный плот в бурном житейском море.

– Все хорошо, детка. – Каролина обняла Фебу, и в ладонь ей тут же впились коготки.

– Почтальон, – сказала Феба. Каролина кивнула, глядя, как он заходит на крыльцо и перекладывает ее счета из ящика в кожаную сумку.

Неоконченное письмо Дэвиду осталось на столе. Она стояла у задней двери, глядя на дождь, и думала о Дэвиде Генри, а его дочь бежала навстречу опасности. Это вдруг показалось знамением, и страх, который Каролина испытала при исчезновении Фебы, превратился в гнев. Не станет она писать Дэвиду. Он хочет от нее слишком многого – и слишком поздно.

– Почтальон спустился с крыльца, взмахнув ярким зонтиком.

– Да, моя дорогая, – сказала Каролина, погладив костлявую головенку котенка. – По чтальон. Он уже ушел.

Каролина стояла на автобусной остановке на углу Форбс и Бреддокс и дивилась невероятной энергии детей, которые играли на площадке, перекрывая своими счастливыми криками неизменный шум дороги. Дальше, на бейсбольном поле, фигурки в синем и красном – команды соревнующихся местных баров – беззвучно и грациозно перемещались по весенней траве. Вечерело. Скоро зрители – папы и мамы – поведут детей домой. Взрослые же будут играть до темноты, а потом похлопают друг друга по спине, разойдутся по барам, выпьют чего-нибудь, громко и радостно хохоча. Каролина с Алом не раз вливались в их толпу, когда выбирались из дома отдохнуть. Дневной сеанс в кино, потом ужин и – если наутро Ал не уезжал в рейс – пара кружек пива в баре. Сегодня, однако, Ала не было: набирая скорость, он уже мчал на юг от Кливленда в Толедо, а затем в Колумбус. Расписание его маршрутов висело у Каролины на холодильнике. Несколько лет назад, в немного странные дни сразу после отъезда Доро, Каролина наняла няню для Фебы, а сама ездила с Алом, надеясь, что это сделает их еще ближе. Долгие часы ускользали будто сквозь пальцы; она дремала, просыпалась, теряла счет времени, впереди разворачивалась бесконечная дорога, темная лента, разделенная надвое всполохами белого пунктира. Наконец Ал, осунувшийся от усталости, въезжал на стоянку для грузовиков и вел ее в кафе – близнец того, где они ели накануне. Жизнь на колесах наводила на мысль о провалах в пространстве: казалось, можно войти в туалет в одном городе, выйти через ту же дверь и очутиться совсем в другом месте, но с теми же нескончаемо длинными магазинами, заправочными станциями и кафе, с тем же шуршанием колес по дороге. Отличались только названия, освещение, лица. Каролина съездила с Алом дважды, потом перестала.