Витошина охватил страх. Девятнадцать тридцать, комплекс зданий УВД опустел, на доклад к генералу надо пройти сквозь безлюдные этажи ЭКУ, выйти на улицу, пересечь сто пятьдесят – двести метров пустынного темноватого двора, зайти на «черную», вечно не освещенную лестницу, подняться на второй этаж... Обычный, привычный путь, но сейчас на каждом метре могла подстерегать опасность.

– Что с вами, товарищ подполковник? – будто сквозь вату донесся голос Пилютенко.

Начальник ЭКУ встряхнул головой.

– Ничего. Пойду доложу генералу...

– Мне пойти с вами?

– Пойдем...

За окном густели сумерки. Они оба свидетели. Вдвоем лучше не идти.

– Впрочем, дождись меня здесь...

Начальник ЭКУ залез в сейф, покопался в груде отстрелянного оружия, выбрал крохотный дамский «браунинг», снарядил обойму четырьмя – больше не было, патронами. Взял мощный аккумуляторный фонарь, накинул шинель, сунул пистолетик в карман и вышел в гулкий пустой коридор. Он понимал, что его страх может выглядеть чистой паранойей и стать поводом для многочисленных насмешек, но сейчас ему было не до смеха. Перед тем как выйти на лестничную площадку, он светил фонарем, целясь из «браунинга» параллельно лучу, с такими же предосторожностями пробегал пролеты, словно по вражеской территории, пробирался по захламленному двору.

Только выйдя в освещенный коридор второго этажа основного здания, он перевел дух. В приемной никого не было, рабочее время секретаря истекло.

Оставив шинель и фонарь, Витошин зашел в кабинет к генералу. Высокий, ширококостный, с овальным, чуть вогнутым лицом, Крамской выглядел озабоченным и раздраженным. Он внимательно выслушал доклад, задал несколько вопросов и кивком отпустил подполковника. Потом еще раз просмотрел предварительный акт вскрытия киллера из «Маленького Парижа».

Смерть наступила в результате слепого огнестрельного ранения головы с повреждением мозга, входное отверстие располагалось в переносице. На лбу под кромкой волос, на носу, вдоль подбородка и на скулах имелись тонкие малозаметные шрамы, характерные для косметических операций. Его сознательно сделали похожим на Лапина-Карданова. Можно было бы гадать, кому и зачем это понадобилось, если бы не доклад Витошина.

Генералы более осведомлены, чем подполковники. Крамской знал, что всеобъемлющие учеты МВД используют в своих целях и спецслужбы: когда-то единый всемогущий КГБ, сейчас его части – Служба внешней разведки и Федеральная служба безопасности. Объявленные в розыск обвиняемые по делам специальной подследственности: доживающие свой век каратели, власовцы, полицаи, современные контрабандисты, международные наркодельцы, террористы... Фигуранты оперативных разработок: скрывшиеся предатели, перебежчики, «засветившиеся» агенты иноразведок... Кроме того, существуют особо ответственные сотрудники, носители чрезвычайно важных государственных секретов, которые могут внезапно исчезнуть, чтобы обнаружиться в виде безымянного трупа в одном из моргов или в подмосковном лесу. Жетон и удостоверение легко утрачиваются, а отпечатки пальцев всегда помогут установить личность.

Дактилокарты перечисленных категорий лиц вносятся в картотеку МВД, но без установочных данных и каких-либо сведений. Если поступает запрос, сотрудник картотеки немедленно информирует соответствующего офицера спецслужбы, а инициатору запроса предлагает телефон этого офицера. Причем информация идет только в одном направлении: снизу вверх. Инициатор запроса выкладывает все, что интересует спецслужбу, после чего выслушивает какую-нибудь легенду типа истории о прорвавшейся ТЭЦ... А ФСБ узнает местонахождение интересующего ее человека и принимает свои меры.

Интересно, какие меры будут приняты в этом случае...

Резко звякнул аппарат бывшей «обкомовской» связи, по нему общались между собой ответственные руководители города и области.

– Приветствую, Иван Васильевич! – услышал он голос Лизутина и понял, что уже сейчас получит ответ на свои мысли. – Сегодня прилетел из Москвы один человек, его фамилия Михеев, – начальник УФСБ замялся. – По крайней мере его так представил мой самый большой шеф. Понимаешь?

– Лично?

– Да, лично позвонил сегодня около трех. Попросил оказать максимальное содействие... – Лизутин снова замялся, но ничего пояснять не стал. – Но дело проходит по твоей линии...

– "Маленький Париж"? – быстро переспросил генерал.

– Да. Сейчас мой порученец ведет его к тебе. Он попросил отрекомендовать его. И сказал, что его полномочия могут подтвердить твой самый большой шеф и даже Богомазов. Мне показалось, он говорит правду.

– Мне позвонит председатель правительства?!

– Ты сможешь проэкспериментировать. Я тебе скажу только одно: он прилетел час назад, а уже в курсе того, что происходит в городе. И он не хочет шумихи вокруг этого Лапина.

– Хорошо, разберусь.

Крамской положил трубку. В былые времена, при всевластии КПСС, Комитет играл роль старшего брата по отношению к милиции, к его мнению прислушивались, а рекомендации рассматривались как руководство к действию.

Но теперь положение изменилось. Крушение партии резко снизило политическую силу ее вооруженного отряда, а ресурсные возможности МВД всегда были несравненно выше. Ныне каждый существовал сам по себе и никто никому не мог указывать. Взглянув на часы, Крамской взял пульт и включил телевизор. Начинался местный выпуск новостей.

В дверь коротко постучали. Порученец Лизутина вошел первым. Верхнюю одежду он снял в приемной, оставшись в поношенном черном костюме, видавшей виды белой сорочке и древнем черном галстуке.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – не слишком четко обозначив стойку «смирно», выпалил он. – По поручению генерал-майора Лизутина представляю товарища Михеева, прибывшего из Москвы.

Прибывший не посчитал нужным раздеться. Длинное приталенное пальто из черного кашемира, светлый шарф, шапка из неизвестного Крамскому, но, очевидно, очень дорогого меха.

– Вы свободны, – небрежно кивнул он порученцу, раскованно пересек кабинет, протянул Крамскому руку.

– Михаил Анатольевич.

Как оказалось, он носил купеческий перстень.

– Иван Васильевич, – привстал генерал, пожимая очень твердую кисть.

Михеев снял шапку, и его уши в очередной раз за вечер произвели впечатление. Крамскому стало не по себе.

– В приемной никого нет, не рискнул оставлять вещи, – доверительно сообщил гость, сбрасывая пальто на спинку стула у стола для совещаний.

Поскольку генерал остался сидеть на своем обычном месте, он сел за приставной столик для посетителей. Похоже, это его не смутило.

– Матвей Фомич, конечно, сказал вам о цели моего визита...

– Нет, – ответил Крамской. – Только попросил принять вас. И сослался на некие высокие рекомендации.

Всем своим видом генерал давал понять, что слишком большого впечатления они на него не произвели.