Основой диагностики является картина болезни. Диагноз заболевания подтверждается наличием мимических морщин особой формы на лице и шее больного; снижением содержания меди в сыворотке ниже восьмидесяти микрограммов на сто миллилитров; повышением экскреции меди с мочой более ста микрограммов в сутки, а также шизофренией и острыми симптоматическими психозами.

У лифта Варшавского ждут несколько человек в штатском.

– Я полагаю, теперь лучше быть заметными, – говорит один из них.

Это Шнайдер, заместитель Перцова. Перцов работает преимущественно в космосе, Шнайдер – на Земле. Часть охраны спустилась вместе с Варшавским – на общественных лифтах.

– Согласен.

Варшавский уверенно идёт вперёд. Отсутствие Максима причиняет некоторые неудобства, но Варшавский давно научился отключать эмоции во время работы. Он произнесёт проникновенную речь на похоронах помощника, пошлёт подарки его близким, но позже. Сегодня основная задача Варшавского – это пресс-конференция, последняя работа Максима.

– Как тебя зовут?

Он обращается к парню с квадратной челюстью, который сопровождал его в лифте.

– Алексей.

– Прекрасно, Алексей. Тебе придётся временно переквалифицироваться из моего охранника в моего секретаря.

– Не проблема.

Варшавскому нравится некоторая наглость и простота парня. В ней чувствуется надёжность и железная хватка. Министр неожиданно понимает, насколько раздражающим было подобострастие Максима.

Автомобиль ждёт министра на выходе из здания. Охранник Алексей несколько колеблется перед тем, как сесть в машину шефа.

– Садись, – Варшавский указывает на сиденье напротив.

Охранник осматривает окрестности, хотя все возможные точки обстрела проверены. Затем садится в машину.

– Сегодня всё просто, Алексей. Твоя единственная задача – находиться около меня и исполнять различные не очень сложные поручения. Например, найти кого-либо и договориться с ним о встрече со мной.

Из боковой панели автомобиля выезжают очки виртуальной реальности.

– Сейчас я пропишу тебе доступ, чтобы ты временно числился не охранником, а личным секретарём.

Поисками нового секретаря придётся заниматься завтра-послезавтра. Сегодня не до этого. В какой-то мере жаль, что он во всём полагался на Максима и не подобрал тому заместителя. Но на один день способностей этого Алексея должно хватить.

Варшавский мысленно диктует коды и разрешения программе. Находит данные об Алексее.

Алексей Вершков, двадцать пять лет, заочно заканчивает МГИМО; временно работает в охране. Мастер рукопашного боя, специализируется по самбо. Разряд по стрельбе из огнестрельного оружия. Разряд по обращению с лучевым оружием. Ещё несколько разрядов по боевым и спортивным дисциплинам. Молодец парень, способный. Посмотрим, как проявит себя в деле, студент-международник.

Анатолий Филиппович устанавливает для Вершкова необходимые разрешения и уровни доступа.

– Всё, – говорит он, отпуская электронного помощника, – теперь ты числишься моим секретарём. Испытательный срок – два дня. Теоретически человек с неоконченным образованием и твоим опытом не может находиться на такой должности. У тебя есть ровно два дня, чтобы продемонстрировать мне нечто экстраординарное.

– Спасибо, Анатолий Филиппович, – кивает Алексей с лёгкой улыбкой. – Но я лучше останусь охранником. Точнее, вернусь к этой работе через два дня.

Не карьерист, думает Варшавский. Хорошо.

Машина останавливается.

– Аэропорт, – говорит Вершков.

Двери открываются. В десяти шагах от машины – индивидуальный флаер Варшавского. Люди из охраны повсюду. Следящие камеры и сканеры – тоже, но электроника никогда не сможет заменить человека.

Во флаере снова они вдвоём. Остальная охрана – на флаерах сопровождения: два позади, два по бокам, по одному сверху и снизу. Все – на должном расстоянии, чтобы обеспечить пространство для манёвра.

– Барселона, площадь Каталонии.

В Москве флаерам запрещено появляться в центре города, для них есть специальные порты на фиксированном расстоянии от Кремля. В Барселоне таких ограничений нет.

Флаер поднимается в воздух.

– Анатолий Филиппович, есть ли список вопросов?

– Нет.

Список вопросов – это для показухи, когда нужно отвечать гладко. Зритель легко просчитывает, на какие вопросы давно заготовлен ответ. Поэтому Варшавский старается избегать заранее написанных речей и ответов. У него в штате нет спичрайтеров. Он прекрасно умеет импровизировать.

Они летят молча. Алексей напряжён. Чувствует ответственность.

– Алексей, – прерывает Варшавский молчание. – А что вы думаете о нашем законопроекте? О легализации опытов на людях?

Охранник смущается.

– Не беспокойтесь, Алексей. Это не повлияет на моё решение относительно вас. Мне просто интересно мнение стороннего человека.

– Я думаю, – охранник делает паузу, – что это неправильно. Человек имеет право на выбор.

– Спасибо.

Варшавский не намеревается что-либо доказывать или спорить. Доказательства – это для журналистов. Его просто интересовало мнение новоявленного секретаря.

Площадь Каталонии – огромная. Её перестраивали и обновляли не раз. Старые здания сохранились только с одной её стороны. Со стороны района Эшампле над городом возвышается титанический зал да Гама. Да Гама – не мореплаватель эпохи Великих географических открытий. Да Гама был архитектором, который в двадцать пятом веке построил это стальное чудовище, уродующее облик старинного города. Ильдефонс Серда и Антонио Гауди перевернулись в своих могилах, когда руководство города утвердило проект да Гамы и выделило под него финансирование.

Но, как ни крути, это один из самых больших залов в Европе. Конференции, концерты, лекции – всё сваливается на зал да Гама.

Под пресс-конференцию Варшавского выделен третий зал, не большой и не маленький. На пять тысяч мест. Хватит и для журналистов, и для телевизионщиков, и для охраны. Из парка флаеров прямой подземный коридор ведёт в нижнюю часть зала да Гама. Они идут туда, хотя до пресс-конференции ещё больше часа.

Подземные соединения – это очень удобно. Никаких проблем с толпой. Никаких проблем с сумасшедшими. Абсолютное спокойствие и уверенность в себе.

Варшавский не думает о предстоящей конференции. На неё аккредитованы журналисты из всех мыслимых и немыслимых СМИ мира. Но вопросы их вряд ли будут нестандартными. Они не потребуют от Варшавского серьёзного напряжения. Гораздо более его интересует вопрос, кому была выгодна его смерть. Конечно, его ненавидят многие. Общественность вопит, что он возрождает фашизм, что он превращает человека в подопытную крысу, что он совершенно не уделяет времени своим прямым обязанностям – регуляции космической отрасли. Но общественность – ничто. Для организации подобного покушения, даже для доставки автоматического пулемёта в Верхнюю Москву нужно иметь серьёзные деньги и связи. Это не мелкая сошка.