– Конечно.

– Ты помнишь, несколько лет назад я держал в «Логове» одну девку? Кажется, ее звали Галей…

– Помню, – сухо отозвалась Мария. – Встречаясь со мной, ты параллельно развлекался с ней. И она вроде даже залетела от тебя, да?

– Да. Я тебе сказал, что убил ее. Я солгал.

Мария глубоко вздохнула, а Сергей продолжил с отрешенным видом:

– Она сбежала. Я понимаю, тебе тяжело это слышать, но ты мне должна пообещать, что, когда все уляжется, ты попробуешь найти ее. У меня есть все основания полагать, что эта женщина родила ребенка. Моего ребенка, понимаешь? Если найдешь моего малыша, не дай его в обиду[8].

Мария положила руку на колено Сергея.

– Хорошо. Если ты будешь от этого хоть чуточку себя лучше чувствовать, то я тебе обещаю это.

– Вот ключи от «Логова», – произнес Малышев. Он протянул ей звякнувшую связку с брелоком в виде замусоленного футбольного мячика. – А теперь иди, мне пора домой. Вероятно, в эту минуту под мою дверь кладут посылку с рукой моего сына.

– Ты похож на тень, – тихо сказала Мария, убирая ключи в сумочку. – Я смотрю в твои глаза и вижу кладбище. У тебя дергается веко. От тебя пахнет смертью, Сережа. Мне страшно.

Малышев молча обнял ее.

– Может, я никуда не поеду? – всхлипнула она. – Мы вместе разделаемся с этой падалью, что преследует твою семью. А когда все уляжется, завяжем со всем этим. Ведь рано или поздно все вскроется! Давай зальем цементом все подвалы «Логова» и забудем его, как страшный сон…

Сергей отстранился от женщины и медленно покачал головой.

– Нет. Эту войну я начал, я ее и закончу. А насчет залить цементом «Логово»… тогда это уже буду не я. Ты думаешь, мне не страшно, Машуня? Мне офигенно страшно. Скажу больше. Каждый день своей жизни я оборачиваюсь, и каждый раз до смерти боюсь увидеть то, что со мной было. Моя жизнь – это запах тлена. Комок земли на гробе. Плаха со следами крови. Тревожный набат в колокол. Каждый мой шаг – как по битому стеклу. Я, наверное, романтик?

– Поцелуй меня, – попросила Мария, и Сергей скользнул языком по ее теплым губам.

– Не бойся, – сказал он, подмигивая. – Я тебя еще обязательно трахну… на чьем-нибудь остывающем трупе. А теперь выметайся, пока я не дал тебе пинка для ускорения.

С этими словами он вылез из машины, вытащил сумку, поставив ее на обочину. Мария, взяв пакет с документами и деньгами, тоже вышла наружу.

Избегая встречаться с ней взглядом, Малышев плюхнулся за руль и, включив зажигание, утопил педаль газа в пол. С визгом развернувшись на шоссе, запыленный «Форд» стремительно исчез в сумерках.

Мария тяжело вздохнула и, подхватив сумку, побрела к вокзалу.

* * *

Всю обратную дорогу у Сергея не выходили из головы мысли о сыне.

Жив ли он? Если да, то в каком состоянии? Руку можно отрезать по-разному. Одно дело, когда человека погружают в наркоз и стерильными инструментами ампутируют конечность. После этого обрубок зашивается, накладывается повязка. И совсем другая ситуация, когда руку отрубают ржавым топором где-нибудь в вонючем подвале, где капает вода и шмыгают крысы, а чтобы «пациент» не истек кровью, разлохмаченную культю прижигают паяльной лампой. Впрочем, можно просто наложить жгут…

«Руку можно отпилить… можно сделать надрез на суставе и оторвать, – отстраненно подумал Сергей. – Можно привязать человека за руки к двум машинам и поехать в разные стороны… можно размочалить кувалдой… можно…»

Он осекся, не без труда вытеснив из сознания дальнейшие способы отчленения конечности.

Только сейчас до сознания мужчины в полной мере дошла мысль, пугающая его до ледяного пота: он один.

Все.

Он остался один.

Копать-хоронить.

Нет ни Ольги, на которой можно было выместить хреновое настроение, в последние дни все чаще и чаще его одолевающее… Нет Артура… И хотя его отношения с сыном были весьма специфичны, по-своему он был привязан к сыну… Как ни крути, в Арчи текла его кровь. Но даже если мразь, похитившая вчера его сына, сдержит слово и пришлет руку Артура, можно сказать, что парень не жилец. Вряд ли Арчи будут проводить операцию в стерильных условиях…

Нет и Марии, преданного друга и единственного человека, которая по-настоящему любит его. Сейчас она наверняка сидит в своем купе, безмолвно глядя на звезды и думая о нем.

– Все образуется, – выдавил Малышев, съезжая в знакомый поворот. – Рано или поздно я убью тебя, чертов уе…к. Как там тебя… Грот? Я вырву твои кишки и затолкаю их в твой собственный «грот», которым ты гадишь. И все наладится.

«Может, и убьешь, – хмыкнул внутренний голос. – А если их несколько?!»

Сергей ожесточенно помотал головой, словно религиозный фанатик, отказывающийся верить, что Земля имеет форму шара.

– Я справлюсь, – процедил он, останавливая машину у ворот. Поставив автомобиль на ручной тормоз, Малышев вылез наружу и несколько секунд простоял в полной неподвижности, невидяще уставившись в железные ворота.

Он пытался думать о чем угодно, но перед воспаленными от недосыпа глазами маячил бесформенный сверток из грубой мешковины, терпеливо дожидающийся его на крыльце. Сверток, насквозь пропитанный кровью, через рваную прореху виднеется палец с бледной сморщенной кожей… такой беспомощный и несчастный палец Артура…

«Рука. Мне обещали прислать руку сына… обещали…»

Эти слова болезненно гремели в черепной коробке, будто железные шарики, болтающиеся в консервной банке.

Образ руки Артура, завернутой в окровавленное тряпье, был настолько ярким и отчетливо-реалистичным, что он был искренне удивлен (и даже отчасти разочарован), когда увидел, что на крыльце ничего нет.

Сергей вошел в дом и включил свет в прихожей. С гулко колотящимся сердцем огляделся, отмечая, что внешних признаков проникновения нет. Однако, несмотря на волчье чутье, которое пыталось его успокоить тем, что дом пуст, Малышев все равно решил все проверить. После спальни он направился в комнату Артура. Мысленно поразился, обратив внимание на чистоту и порядок – казалось, помещение только что выдраили до блеска.

«Просто ты никогда раньше не замечал подобных нюансов, – заметил внутренний голос. – Как не замечал и того, что твой сын стал совсем взрослым. Взрослым и сильным. Он это доказал тебе там, на рыбалке…»

Малышев закрыл комнату и двинулся на кухню. Открыв холодильник, достал уже начатую бутылку сладкой газировки. С рассеянным видом отвинтил крышку, сделал несколько жадных глотков. Газы уже почти испарились, а вода была горьковатой на вкус. Он поморщился, ставя бутылку на место.

«Хватит лакать эту химию», – подумал Сергей, вспомнив, какие вкусные компоты варила Ольга. Его охватила невыносимая тоска.