Отделившись от толпы, Генри спустился по лестнице с настила и не спеша зашагал к центру деревни. Не дойдя до площади, свернул направо, миновал несколько сгоревших дотла дворов и вскоре оказался возле своей хижины, каким-то чудом не пострадавшей от бомбардировки. Заходить внутрь Генри не стал. Вместо этого он направился в дальний от входа угол двора и, поискав взглядом, подошел к засохшему кустику папоротника. Взялся обеими руками за ветви, осторожно потянул на себя. Куст легко отошел вместе с прямоугольным пластом дерна. Из открывшейся ямки Генри вынул туго перевязанный сверток. Смахнул с пестрой холстины комочки налипшей земли, сунул сверток под мышку и чуть не бегом направился к изгороди…

повествующая о том, как Парирау нарушила табу

— Выходите! Выходите все! Выходите! — монотонно командует снаружи чей-то бас.

В душной землянке суматоха. Все, кто в состоянии встать, норовят скорее выбраться наверх. Дети ревут, матери бранятся, раненые стонут… Есть от чего потерять голову.

Парирау еле сдерживает слезы. Она не может оставить здесь Тауранги. Но приказ покинуть убежище касается ее так же, как и остальных. Она не знает, что делать. Ей страшно.

Она сидит возле уснувшего Тауранги, прикрывает его телом. Землянка узкая, темно. Женщины, торопясь протиснуться к выходу, больно толкают Парирау коленями, визгливо ругают девушку и тотчас забывают о ней. Сейчас каждая из них думает о своих детях. А Парирау думает о Тауранги. Сын Те Нгаро беспомощен, он не выживет без нее. Что будет с ним, когда в па ворвутся враги?..

Наконец-то ушли. Все, кроме Парирау и шести тяжело раненных. Вчера их здесь было девять. Двое скончались, а один нашел в себе силы, чтобы встать и уйти из убежища. У него в животе засели две пули. Вряд ли сейчас он жив.

Парирау прислушалась и втянула голову в плечи: кажется, чьи-то шаги. Если это воин, который должен остаться в па со всеми ранеными, то он прогонит ее отсюда. Вождь приказал женщинам уйти, никто не смеет ослушаться.

Ох как плохо! Этот человек и в самом деле направляется сюда. Вот спрыгнул в траншею. Нагнулся, вступая под крышу.

— Парирау! Ты здесь?

Слезы прорвались-таки… Но это слезы радости: пришел Хенаре. Парирау не в состоянии произнести ни слова, губы дрожат, в горле першит.

— Парирау!.. — громче, с беспокойством зовет Генри.

Девушка подает голос. Генри спешит к ней, спотыкаясь о брошенную кем-то циновку. Чуть не падает, но успевает опереться руками о стенку.

Никто из раненых не реагирует на его появление. Им безразлично все: скоро умирать, надежды на спасение нет. Спит один лишь Тауранги, остальные пятеро лежат с открытыми глазами. О чем они думают? Лучше об этом не знать.

Рука Генри ложится на плечо девушки. Парирау шепчет:

— Тише, Хенаре… Он спит.

— Плохо! — неожиданно огорчается Генри. — Надо будить…

— Зачем? — недоумевает девушка, но деловитый тон Хенаре пробуждает в ней проблеск надежды. Она заглядывает ему в лицо, но глаза в темноте рассмотреть трудно.

Генри в растерянности: Тауранги уснул крепко, голосом его не разбудить. А трясти нельзя: отзовется болью в голове.

— Не надо будить, — решает он. — Проснется сам. Возьми, Парирау…

Генри сует ей в руки холщовый узелок. Затем заходит к раненому другу с головы, осторожно просовывает руки ему под мышки и приподнимает верхнюю часть туловища. Тауранги мычит, но не просыпается. Парирау поддерживает его одной рукой за талию, и они бережно несут сына Те Нгаро через все убежище к тускло светлеющему выходу. Пятки юноши бороздят земляной пол, задевают одного из раненых. Тот глухо стонет, но не произносит ни слова. Угрюмо молчат и остальные.

…Тауранги открывает глаза, когда его тело начинают вытаскивать на ступеньки траншеи. Боль в правой стороне черепа нестерпима, из-за нее он плохо соображает. Хенаре?.. Парирау?.. Куда они его несут, зачем? Вокруг пусто… Неужели кончилась война? Что происходит?..

Он хочет расспросить их, но висок раскалывается, и Тауранги с трудом выдавливает одно лишь слово:

— К-куда?..

Хенаре что-то отвечает, но голос его доносится издалека, разобрать слова нельзя. Боль все яростнее вгрызается в голову, хочется взвыть, упасть, биться об землю. Но Тауранги терпит, он даже пытается встать. Руки его обвивают шею Хенаре и Парирау. Опираясь на них, он делает несколько шагов, потом еще несколько, еще… Он чувствует, что вот-вот потеряет сознание, перед глазами уже пошли круги… Нет, он не упадет, ни за что не упадет…

Тело Тауранги обвисает. Остановка. Генри взваливает потерявшего сознание друга на спину, соединяет его руки в замок у себя на груди и бредет дальше. Парирау с узелком под мышкой покорно плетется следом. Куда? Она тоже хотела бы знать, но спросить не решается. Сегодня Хенаре не похож на себя. Совсем чужой…

Тем временем у левого крыла палисада заканчивались последние приготовления к прорыву осады. Весь порох, до крошки, был распределен между воинами и засыпан в гильзы. На каждое ружье пришлось примерно по два заряда, зато ружьями были обеспечены все. Сто тридцать мужчин потеряли нгати за дни осады, и оставшиеся девяносто будут спасать сегодня свое племя. Прикрыв собой детей и женщин, они сделают стремительный бросок по склону Маунгау. Если хотя бы половина нгати сможет прорваться в долину, это будет неслыханным счастьем.

Торетарека придирчиво осматривал только что сколоченные мостки. Они будут переброшены с насыпи через ров одновременно в трех местах — выйти за пределы па нужно стремительно. Затем три людских потока сольются в единую колонну и… Тогда начнется самое главное и самое страшное: бросок через линии английских окопов. Если пакеха успеют вовремя подтянуть свои основные силы на этот фланг, вряд ли кто из нгати останется сегодня в живых.

— Свяжите здесь крепче, — Торетарека ткнул прикладом в плохо пригнанные жерди, — Провалятся.

— Да, вождь, — отозвались сразу двое.

Отрезав от мотка кусок веревки, воины подошли к мосткам и принялись стягивать непрочное звено. Торетарека отвернулся и медленно пошел к толпе присмиревших женщин. Он не сделал и десяти шагов, как его остановил костлявый старик. Тряся обвисшими складками щек, старик начал упрашивать вождя разрешить ему идти на прорыв не в глубине колонны, а снаружи, вместе с воинами.

— Нет, Пироатане, — покачал головой Торетарека. — Вспомни нашу пословицу: поношенную сеть отбрасывают, с новой идут рыбачить. Ты был великим воином, Пироатане, но сейчас твое место со слабыми.

— Выслушай меня, вождь!.. — Тусклые глаза старика повлажнели.

Из вежливости Торетарека не повернулся спиной, не ушел. Рассеянно поглядывая по сторонам, он краем уха прислушивался к бормотанию Пироатане, до небес превозносившего свою меткость, и мысленно прикидывал расстояние между насыпью и первой линией английских окопов. Если женщины возьмут ребятишек на руки, пожалуй, можно успеть…