В начале мая к Маре пожаловала с визитом ее старая подруга Мэрион Мерфи, отошедшая от дел и теперь являвшаяся некоронованной королевой высшего общества Финикса.

– Мэрион, ты замечательно выглядишь! – воскликнула Мара, обнимая подругу.

– Ты тоже, моя птичка. Как поживаешь?

– Лучше и представить трудно.

С полчаса подруги болтали за чаем с сандвичами. Потом Мэрион сообщила о цели своего визита:

– Говорят, в армии не хватает медицинских сестер и сиделок. Я собираюсь сформировать в Аризоне добровольческий отряд для этой цели. Многие мои знакомые имеют богатый опыт по части выхаживания больных и раненых, пострадавших в схватках с индейцами и во время перестрелок в барах. Могу я рассчитывать на тебя, Мара?

– Разумеется, можешь. С чего начнем?

– У меня все еще сохранились права на аренду моих бывших «веселых домов», это в другом конце Перевала мулов. Я собираюсь привести в порядок один из них и сделать его центром вербовки и подготовки медсестер и сиделок. Завтра мне доставят кучу инструкций и двух дипломированных опытных медсестер, чтобы они помогли организовать дело.

В этот момент в комнату ворвалась юная Мара. Она была в своем обычном костюме для верховой езды, довольно грязном и пыльном.

– Тетя Мэрион! Какой приятный сюрприз!

Она бросилась к Мэрион и заключила ее в объятия.

Мэрион поцеловала девушку и похлопала ее по задику.

– О, мы уже выросли, стали почти взрослыми, верно?

Она внимательно оглядела ладную фигурку девушки, взглянула на ее груди, обтянутые свитером.

– Ты выглядишь божественно, солнышко, но пахнет от тебя… как от горного козла.

– Так уж получилось. Новый мерин сбросил меня на пастбище, и я упала на кучу навоза. Я как раз и пришла принять ванну. Но сначала расскажите о центре, который собираетесь организовать.

Мэрион рассказала о своих планах, о том, что хочет сформировать отряд медицинских сестер.

– Какая прекрасная мысль! – воскликнула девушка. – Я, конечно, тоже хочу там работать вместе с мамой.

– Боюсь, что не выйдет, дорогая, – возразила мать. – Ты еще слишком молодая для этого.

Зеленые глаза девушки сверкнули – они были полны решимости, Мара-старшая даже прочла в них вызов.

– Вовсе нет! Хотя мне всего пятнадцать, я чувствую себя вполне взрослой.

– Да ты и выглядишь старше своих лет, – кивнула Мэрион.

– Мэрион, не надо ей потакать!

Но девушке и не требовалась поддержка, ибо она, Мара Вторая, то ли к счастью своему, то ли к несчастью, унаследовала железную волю матери.

В конце концов мать сдалась и был найден компромисс.

– Ладно, ты можешь обучаться в центре вместе с нами, но о твоей отправке в места боевых действий не может быть и речи. Мы с твоим отцом ни в коем случае не допустим этого.

В тот же день за обедом Гордон сообщил новости:

– Наши парни стремятся попасть в Первый кавалерийский полк и соперничают за право служить в нем. Из ребят получатся прекрасные кавалеристы, потому что они привыкли к верховой езде и не боятся ночевать под открытым небом. «Мужественные всадники» или «Воины Тедди – гроза и ужас» – они еще не решили, как будет называться их полк. А обучаться будут в Техасе, в Сан-Антонио.

– Воины Тедди? – спросила озадаченная Мара-старшая.

– Теодора Рузвельта, нашего бывшего помощника министра обороны. Он специально отошел от дел, чтобы сформировать этот полк.

Мэрион просияла:

– Милый, славный Тедди! Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда он приехал сюда, чтобы поохотиться на горных коз.

Гордон вопросительно посмотрел на гостью.

– Это было светское или… профессиональное знакомство?

– Гордон, что за нелепая шутка?! – осадила мужа Мара. – Да еще в присутствии дочери!

– Но, мама… – нахмурилась девушка. – Я уже вполне взрослая и знаю о жизни все. Знаю, зачем мужчины, посещающие бордели тети Мэрион, ходят туда.

– Мара, еще одно подобное высказывание – и ты отправишься в свою комнату!

Гордон и Мэрион давились смехом, прикрывая губы салфетками. Подмигнув отошедшей от дел мадам, Гордон повернулся к жене:

– В конце концов, моя дорогая, не забывай, что она твоя дочь.

– Яблочко от яблони, как говорила моя матушка, – улыбнулась Мэрион.

– Итак, возвращаясь к Тедди Рузвельту, – проговорил Гордон, – должен признать, это волевой и в то же время необыкновенно обаятельный человек – как раз то, что требуется нашим кавалерийским войскам быстрого реагирования. Он даже сумел привлечь в полк молодых людей из Лиги плюща.[22]

В «Денвер пост» есть, например, такой заголовок: «Щеголи вполне годятся. Кудрявые милашки из высшего общества вступают в полк «Воины Тедди – гроза и ужас». А в одном из журналов я увидел такое примечание: «Нью-йоркские денди, записавшиеся в Первый кавалерийский волонтерский полк Соединенных Штатов, вынуждены оставить дома своих слуг и камердинеров». И автор статьи добавляет: «Есть опасения, что нравы и манеры наших ковбоев из Нью-Мексико изменятся в худшую сторону, после того как эти простые и бесхитростные парни пообщаются со щеголями из Нью-Йорка». Не забавно ли?

Все, кроме юной Мары, рассмеялись.

– Надеюсь, что Роджерсы вернутся в Англию до того, как война разразится по-настоящему, – сказала она.

– О!.. – воскликнула ее мать, и взгляды всех присутствующих обратились в сторону девушки.

– Просто я вспомнила, – пояснила она, – что молодой Роджерс хотел записаться добровольцем, если начнется война.

– Действительно, он сделал такое необдуманное заявление, – кивнул Гордон. – Очень эмоциональный юноша…

– Я не согласна с тобой, отец. Сэм не сказал ничего необдуманного. Он прекрасно понимал, что говорит. Если Сэм еще в Соединенных Штатах, он будет в первых рядах добровольцев.

Во время обеда Мара была необычайно молчалива. Когда же обед закончился, она извинилась и поднялась наверх, в свою спальню. Хотя вечер только наступил, девушка улеглась в постель. Однако сон не приходил – ее одолевали мысли о Сэме Роджерсе, о войне и о том, что она должна стать сестрой милосердия. Мара понимала, что еще слишком молода, и все же была полна решимости окончить курсы подготовки и стать медицинской сестрой или сиделкой.

Мара машинально положила руки себе на грудь. Так же машинально, не задумываясь, она легонько их погладила и тотчас же почувствовала, что все тело ее налилось теплом, а соски под ладонями отвердели и приподнялись.