Сидевшие в зале полицейские рассмеялись над этой колкой шуткой. Мария знала, что все это было сделано сознательно, для того, чтобы сбить ее с толку и смутить. Имоджин Паскал хотела, чтобы Мария вышла из себя точно так же, как она сделала на приеме у психиатра.

— Телевизор и компьютер стояли в кабинете Эдварда, куда мне было запрещено входить. Он запрещал мне пользоваться ими и запирал кабинет на ключ, когда его там не было, — ответила она.

— Как, вас никогда не впускали в его кабинет? Вы туда никогда не заходили? Но, миссис Блоксхэм, на момент вашего нападения на мужа вам было тридцать девять лет. Вы были замужем около двадцати лет, верно? Неужели вы предполагаете, что вам поверят, когда вы заявляете, что ни разу не зашли в кабинет своего мужа? — Паскал повысила голос, в котором слышались нотки удивления. Марии очень хотелось сказать обвинителю, куда она может засунуть свои вопросы, бросить в нее стакан с водой и выйти из зала, но вместо этого она сконцентрировалась на обнадеживающе пустом месте на стене и представила себе, что говорит с Рут, которая не верит ей или расспрашивает ее. Имоджин Паскал говорила, но Мария слышала голос Рут, который был так нужен ей в этот момент.

— Мне разрешали заходить туда раз в день…

— Простите, раньше вы говорили, что никогда не заходили в кабинет мужа, а сейчас утверждаете, что заходили туда раз в день… Миссис Блоксхэм, вы сами себе противоречите. Вы уже не понимаете, что правда, а что нет; или годы скуки и паранойя привели к тому, что вы уже не в состоянии отличить реальность от вымысла?

— Нет! — воскликнула Мария, но смогла вовремя сдержать себя, и крик заглох в горле, не выйдя наружу. — Вы меня прервали. Я говорила, что Эдвард впускал меня в кабинет под своим присмотром раз в день, чтобы я вычистила камин, выбросила мусор из мусорного ведра и пропылесосила, когда в этом возникала необходимость. Я никогда не была в его кабинете одна. Я не должна была входить туда одна. Я прикасалась к компьютеру лишь для того, чтобы вытереть с него пыль.

— Да ладно! Неужели вы действительно утверждаете, что почти за двадцать лет замужества вам ни разу не разрешили посмотреть телевизор? — Паскал фыркнула.

— Только в первые годы нашего замужества. Эдвард считал, что телевизор вреден для моего ума, так как создает неадекватные социальные ожидания. Сам он телевизор смотрел. По вечерам через закрытую дверь я слышала звуки.

Она вспомнила, как однажды сидела в коридоре, слышала студийно наложенный смех в каком-то телевизионном шоу и размышляла о том, что ей тоже хотелось бы посмотреть телевизор. На следующий день попросила у него разрешения смотреть его хотя бы один вечер в неделю. Эдвард рассмеялся и спросил, зачем ей нужно расслабляться от просмотра комедий, когда в ее жизни нет ни напряжения, ни забот. На этом тема была исчерпана.

— Я хочу спросить вас о мобильном телефоне, который полиция нашла спрятанным в вашем ботинке в дальнем углу гардероба, — прокурор обернулась, и полицейский передал ей пластиковый пакет с лежащим в нем телефоном. Улику задокументировали и через пристава передали Марии. — Это ваш телефон?

— Мой, — ответила она и, бросив взгляд на присяжных, отметила, что старшина и ее сосед перешептываются. Двое других присяжных качали головами. Имоджин Паскал заработала еще несколько очков.

— Так, значит, вы не были отрезаны от окружающего мира? У вас был собственный мобильный телефон. Кто за него заплатил и кто клал деньги на счет, чтобы вы могли совершать звонки?

— Я сама за него заплатила. Но я никогда с него не звонила, — пробормотала Мария.

— Но вы же ранее говорили, что у вас не было денег. Как же вам удалось приобрести телефон?

— Я купила его на монеты, которые находила в доме. Например, монеты из кармана Эдварда могли провалиться под подушки дивана или выпасть из карманов во время стирки, — ответила Мария.

— Значит, вы воровали у своего мужа? Он не знал, что вы берете эти монеты и покупаете на них телефоны? — В голосе обвинителя звучала ирония, смешанная с недоверием. Еще одно очко в пользу Имоджин Паскал.

— Не телефоны, а телефон, — поправила ее Мария. — Я так и не набралась смелости, чтобы позвонить кому-нибудь. Когда телефон нашли, на нем не было денег.

— Подробности вашей истории постоянно меняются и противоречат друг другу. Почему?

— Не настолько и не так, как вы пытаетесь это представить, — ответила Мария и заставила себя посмотреть в глаза прокурору.

— Или вы просто лжете? — спросила Имоджин Паскал.

Джеймс Ньюэлл поднялся со своего места.

— Мисс Паскал должна ограничиться вопросами по существу. Моя клиентка находится здесь не для того, чтобы с ней спорить.

— Совершенно верно, — согласилась судья. — Следующий вопрос, мисс Паскал.

— Давайте перейдем к сути проблемы. Вы утверждаете, что ударили мужа с намерением убить его в целях самообороны, верно? — спросила обвинитель, драматическим жестом сняла с носа очки, бросила их перед собой на стол, откинулась на спинку скамьи и сложила на груди руки.

— Да, — согласилась Мария.

— Вы утверждаете, что настолько находились под его влиянием, что он мог убедить вас порезать себя так сильно, что это привело бы вас к смерти?

— Я утверждала это и продолжаю утверждать, — ответила Мария, понимая, что ее ответ звучит не очень убедительно, и подозревая, что ей предстоит ответить еще на ряд непростых вопросов.

— Но ведь муж не запирал вас в доме. Вы каждый день выходили в сад, вы могли свободно входить и выходить через заднюю дверь. Когда в ваш дом прибыл наряд полиции, вы открыли ему ворота и входную дверь. Почему вы совершили покушение на убийство, а не ушли из дома? Вы сами говорили, что он вас никогда не бил. Почему же вы не захотели просто уйти?

Мария глубоко вздохнула. Это был совершенно резонный вопрос. Его она многократно задавала себе сама из месяца в месяц и из года в год в течение большей части всей продолжительности своего брака. Задавала до тех пор, пока это не истощило ее душу настолько, что этой души практически не осталось.

— У меня больше никого не было. Мне было некуда идти. У меня не было работы. Вот несколько причин, по которым я не уходила — по крайней мере, тогда, когда все было еще не так плохо… — начала она.

— Значит, вы использовали мужа для того, чтобы получить от него максимальную выгоду? — перебила ее Имоджин Паскал.

— Я уверена в том, что именно так вы хотите представить ситуацию для присяжных, — резко ответила Мария.

Джеймс Ньюэлл поднял ладонь на несколько сантиметров от стола. Это был сигнал, о котором они договорились заранее, и означал он то, что Мария должна успокоиться. Она сделала глубокий вдох.

— Я была молодой, очень наивной, чувствовала себя потерянной, и я боялась. Потом, когда все стало совсем плохо, я пыталась уйти…

— Пытались уйти? Неужели вы считаете, что ваш муж должен был взять на себя ответственность за ваши собственные неудачи? Вы — образованная женщина. Вы четко выражаете свои мысли и, совершенно очевидно, понимаете, что происходит в зале суда. Вы говорили суду, что на ранней стадии замужества у вас была работа; следовательно, вы были в состоянии трудиться и обеспечивать себя. Вы не были полностью зависимой от мужа, хотя, вероятно, приняли осознанное решение стать таковой.