[474]

328 Первая часть молитвы показывает, что преображенные субстанции отображают представление о воскрешении и прославлении Господа, а во второй части вспоминаются ветхозаветные жертвоприношения, предвосхищавшие евхаристическое пресуществление. Авель принес в жертву агнца; от Авраама требовалось пожертвовать сыном, но в последний миг человеческое жертвоприношение было заменено животным; Мелхиседек вообще не приносил никакой жертвы, а лишь угостил Авраама хлебом и вином. По всей видимости, эта последовательность не случайна, она образует ряд ступеней. Авель по сути своей — сын, он приносит в жертву животное. Авраам по сути своей — отец (даже «праотец», родоначальник) и потому стоит выше: он готов пожертвовать не только имуществом, но и самым лучшим и дорогим, что у него имеется, — своим единственным сыном. Мелхиседек («Царь правды») зовется в послании к Евреям (Евр. 7:1) «царем Салима, священником Бога Всевышнего», Эль-Элиона. Филон Библский упоминал о ханаанском божестве по имени Eλιόυν χο ύθιστος (Элуин всевышний)[475]. Ясно, что этого бога нельзя отождествлять с Яхве, но Авраам признал священство Мелхиседека[476], «отделив» ему «десятину от всего»[477]. По священству Мелхиседек стоит выше патриарха Авраама, поэтому угощение последнего нужно воспринимать как священнодействие. Следовательно, ему надлежит приписать символическое значение, что, собственно, и подсказывает наличие хлеба и вина. В результате, символическое жертвоприношение встает даже выше жертвоприношения сына, которое остается принесением в жертву другого. Приношение же Мелхиседека есть предвоображение самопожертвования Христа.

329 В молитве «Supplices te rogamus» Бога просят о том, чтобы он per manus Angeli (руками ангела) перенес жертву in sublime altare (на горний жертвенник). Эта своеобразная просьба восходит к апокрифическим Epistolae Apostolarum («Апостольским посланиям»), где наличествует предание о том, как перед своим земным воплощением Христос попросил архангелов занять его место у алтаря Бога, пока он отсутствует[478]. Снова вспоминается представление о вечном священстве, которое связывает Христа с Мелхиседеком.

И. Завершение канона

330 Взяв гостию, священник трижды осеняет крестным знамением чашу со словами: «Per ipsum et cum ipso et in ipso» («Через Него, с Ним и в Нем»). Затем он дважды творит крестное знамение между собой и чашей. Крестное знамение устанавливает полное тождество гостии, чаши и священника, чем вновь подтверждается единство всех составных частей жертвоприношения. Сочетание гостии с чашей знаменует единение плоти и крови, одушевление тела (так как кровь = душе). Далее читается «Отче наш».

К. Embolismus (эмболия) и fractio (преломление)

331 Молитва «Libera nos, quaesumus, Domine, ab omnibus malis, praeteritis praesentibus et futuris» («Избавь нас, молим Тебя, Господи, от всех зол прошедших, настоящих и будущих») лишний раз подчеркивает просьбу, высказанную в только что прочитанной «Отче наш»: «sed libera nos a malo» («избави нас от лукавого»). Связь между этим посылом и происходящей при жертвоприношении смертью Христа заключается в сошествии последнего в преисподнюю и сокрушение адского могущества. Дальнейший ритуал, fractio, символически передает смерть Христа. Гостия преломляется надвое над чашей. От левой половины снизу отламывается частица (particula), предназначенная для ритуала consignatio (миропомазания) и commixtio (смешения). В византийском обряде хлеб делится на четыре части, помечаемые буквами следующим образом:

Это означает Ιησούς Χρήστος νικά («Иисус Христос побеждает»)

Такое своеобразное расположение знаков наглядно отражает четвертичность, которая, как известно, издревле передавала идею целостности. Эта четвертичность, что следует из букв, соотносится с Христом торжествующим, Царем Славы и Пантократором.

332 Еще сложнее мозарабское fractio. Гостия сначала преломляется пополам, затем левая половина делится на пять частей, а правая — на четыре[479].

Пять признаков из первой группы соотносятся исключительно с человеческой жизнью Господа, тогда как четыре признака второй — с его бытием за пределами мира сего. Согласно древнему представлению, пятерка — число естественного («гилического») человека, чьи вытянутые руки и ноги вместе с головой образуют пентаграмму. Четверка же символизирует вечность и целостность (как показывает, например, гностическое имя «Барбело», в переводе «Четверка есть Бог»). Отмечу, кстати, что этот символ, на мой взгляд, дает понять: протяженность в пространстве означает, с одной стороны, страдания божества (на кресте), а с другой — его господство над мирозданием.

Л. Consignatio

333 Сотворив частицей (particula) крестное знамение над чашей, священник роняет ее в вино.

М. Commixtio

334 Слово commixtio означает смешение хлеба и вина. Феодор Мопсуэстийский (ум. 428) говорит так: «…coniungit et applicat eos in enum, qua re unicuique manifestetur ea, quamquam duo sunt, tamen unum esse virtualiter» («Он смешивает и связывает их воедино, так что каждому становится ясно, что, будь они двумя, на самом деле они — одно»). Молитва, которую читают в ходе обряда, гласит: «Наес commixtio et consecratio Corporis et Sanguinis Domini nostri, etc» («Это смешение и освящение Тела и Крови Господа нашего и т. д.»). Слово consecratio указывает здесь, возможно, на первоначально существовавшее освящение per contactum (при соприкосновении), но только этим не объяснить возникающее противоречие — ведь освящение обеих субстанций уже вроде бы состоялось. Поэтому вспоминается старинный обычай сохранять mysterium от одной мессы до другой: гостию обмакивали в вино и хранили в таком размякшем (смешанном) состоянии. Смешение происходит и в завершение многих других обрядов. Упомяну лишь о водосвятии, а также о смеси из молока и меда, которую, согласно канонам Ипполита, неофитам полагалось испивать после причащения.

335 В «Sacramentarium Leonianum» (текст седьмого столетия) commixtio истолковывается как смешение небесной и земной природ Христа. По более позднему представлению, оно символизирует воскресение, поскольку кровь (или душа) Господа воссоединяется с покоящимся в гробнице телом. При commixtio тело (частица) утапливается в вине, олицетворяющем дух, что равносильно прославлению тела и выглядит многозначительным противопоставлением предшествующему акту крещения, при котором тело погружается в воду для преображения. Посему, полагаю, вполне оправданно рассматривать commixtio как символ воскресения.

Н. Заключение

336 При тщательном изучении выясняется, что последовательность ритуальных священнодействий мессы в сжатом виде отражает земную жизнь и страсти Господни — то четко и ясно, то обиняками. При этом некоторые стадии частично накладываются одна на другую или настолько сближаются, что едва ли кому-то придет в голову рассуждать о сознательном, преднамеренном сближении. Скорее, нужно говорить о том, что месса в ходе своего исторического развития постепенно сделалась этакой уплотненной картиной,