Салливан снова прошептал ее имя. Пока он тонул в ее влажном тепле, это имя продолжало эхом звучать в его мозгу. Она подавалась ему навстречу, потом слегка отстранялась, и так продолжалось до тех пор, пока они не достигли общего ритма. Малахия растворился в ней без остатка. Темп движений все ускорялся, а потом наступило неслыханное наслаждение, поглотившее их обоих.

Обессилевшая Тайя лежала, едва ощущая тяжесть тела, бешеные удары сердца и частое дыхание Малахии. Но зато она хорошо ощущала, как струится кровь по жилам ее собственного тела.

Внутренний голос сурово стыдил ее. Она безрассудно отдалась мужчине, которому ни капельки не доверяла. Да еще в девять часов утра. В четверг. Но Тайя была довольна собой, хотя знала, что этого следует стыдиться.

– Перестань скрипеть мозгами, – лениво сказал Малахия. – Голова заболит.

Она закрыла глаза и прислушалась к осуждающему голосу.

– В девять часов утра…

Салливан приподнялся и посмотрел на настольные часы.

– Вообще-то нет. Уже шесть минут одиннадцатого.

– Не может быть! Они ушли в начале девятого. Я специально посмотрела на часы, чтобы знать, когда начинать волноваться. – Она попыталась поднять голову, но губы Малахии снова прильнули к ее рту.

– И когда ты собиралась начать волноваться?

– В десять.

– Раз так, ты опоздала. Милая, если заниматься любовью как следует, на это уходит много времени. Тайя потянулась, а потом порывисто села.

– Они могут вернуться с минуты на минуту.

– Могут. Ну и что?

– Они… Мы не можем оставаться здесь. В таком виде. Они наверняка поймут, чем мы занимались. А мы не должны…

– Конечно, поймут. Это ужасно. – Малахия поднял руку и погладил ее грудь.

– Не дразни меня.

– Ничего не могу с собой поделать. Потому что снова хочу тебя. Тайя, ты нравишься мне не только в постели, но должен сказать… – Малахия прикусил мочку ее уха, и Тайя задрожала всем телом. – Должен сказать, что в постели ты нравишься мне больше. Дай мне несколько минут, и я докажу это еще раз.

– Нам нужно встать. Сейчас же… – начала Тайя, но язык Малахии уже коснулся ее груди. – Ладно. Я думаю, что несколько минут уже ничего не изменят.

Гедеон Салливан мог бы читать лекции о мести, – думала Клео. – Написать об этом книгу. Под названием «Десять несложных уроков того, как заставить свою любовницу почувствовать себя полным дерьмом».

Но сдаваться она не собиралась. Ни в коем случае. Если он холоден, она будет еще холоднее. Если он говорит односложными словами, она станет выражать свои чувства междометиями.

Они ехали в метро, которое Клео считала идеальным местом для молчания. Она сидела и, как типичная жительница Нью-Йорка, смотрела прямо перед собой, а он читал «Улисса»[12]в потрепанной бумажной обложке. «Малого нужно просветить», – думала она. Люди, которые читали Джеймса Джойса для собственного удовольствия, ей не подходили.

Гедеон наверняка думал, что она за всю свою жизнь не прочитала ни одной книги.

Так вот он ошибался. Она любила читать не меньше его, но не собиралась тратить свободное время на то, чтобы продираться сквозь полные метафор джунгли тоски и отчаяния. Пусть это делает Ловкач, который до того ирландец, что у него даже кровь зеленого цвета.

На их остановке Клео молча встала. Она дулась и не заметила, как Салливан обводил взглядом шедших мимо и прикрывал ее своим телом. По тоннелю они прошли на другую линию.

– Не думаю, что кто-то идет за нами, – тихо сказал он. Звук его голоса заставил Клео вздрогнуть. Она разозлилась так, что забыла о своем решении только фыркать в ответ.

– Никто не знает, что мы у Тайи, потому и не идет.

– Они могут не знать, что мы у Тайи, но кто-то может следить за ее домом. Я не хотел бы навести на нее этих людей. И тем более не хотел бы, чтобы они увязались за нами.

Гедеон был прав. Клео вспомнила, что именно так она подставила Мики.

– Может быть, мне броситься под поезд? Тогда ты будешь доволен?

– Не перегибай палку. Это полностью нарушило бы все наши планы. Подожди, пока мы не заберем статуэтку из банка.

– Это все, что тебе нужно!

Платформа задрожала от шума приближавшегося поезда.

– Эта мысль должна тебя успокаивать.

Клео влетела в вагон и плюхнулась на сиденье. Гедеон сел напротив, открыл книгу и начал читать. И читал, хотя это было нелегко. Поезд дергало так, что слова расплывались. Он напомнил себе, что спорить с ней бессмысленно. Тем более на людях. Нужно добраться до банка, получить Судьбу и доставить ее к Тайе. Тихо и незаметно.

После этого можно будет устроить хорошую ссору. Правда, Гедеон сомневался, что это имеет смысл. Да, они были близки, но это не мешало им оставаться чужими друг другу. Людьми из разных мест, с разными взглядами на жизнь. И с разными целями.

Его главной целью, если можно так выразиться, была Лахесис. Следовательно, эта часть его путешествия подходила к концу. Гедеону хотелось вернуться в Коб, очутиться в эллинге и поскорее заняться любым делом, которое помогло бы ему потратить лишнюю энергию и спустить пар. Но вторая Судьба была только одной из трех, и Гедеон догадывался, что родной дом он увидит не скоро.

На нужной станции Клео вышла на платформу и быстро двинулась вперед. Казалось, она куда-то безумно спешила. Но поскольку все остальные вели себя так же, никто не обращал на это внимания. Она буквально летела по улицам; Гедеон с трудом поспевал за ней.

Когда она добралась до дверей банка, Гедеон забыл, что клялся не прикасаться к Клео, и взял ее за руку.

– У тебя такой вид, словно ты хочешь вцепиться кому-то в глотку. Люди это заметят.

– Ловкач, это Нью-Йорк. Тут никто ничего не замечает.

– Остынь, Клео. Если хочешь ссоры, будет тебе ссора. Но сейчас остынь.

Его рассудительность и умение держать себя в руках были невыносимы.

–Ладно. – Она заставила себя кисло улыбнуться. – Уже остыла.

– Я подожду снаружи.

Гедеон следил за уличным движением, людьми и машинами. Никто не обращал на него внимания, и Салливан сделал вывод, что жизнь в таком шумном и многолюдном городе имеет и свои преимущества. Но тут на пороге снова показалась Клео.

Она кивнула ему и постучала пальцами по сумке на длинном ремешке. Гедеон подошел, и сумка с ее ценным содержимым оказалась между их телами.

– Обратно мы поедем на такси, – сказал он.