Денис задумчиво почесал затылок.

— Ну что ж, и этого уже достаточно много… Скажите, а вы, случайно, не запомнили марку… нет, что я говорю! Вы не могли хотя бы примерно описать пистолет, который был у вашего американца?

— Пистолет? Но в этом я совершенно не разбираюсь… Одно могу сказать точно: он был небольшой.

— Небольшой или маленький? — уточнил Денис.

— Нет, дайте подумать, — напряглась Алла Валентиновна. — Скорее все-таки маленький.

— Вы умница, Алла Валентиновна! — обрадовался чему-то Денис.

— Почему я умница? Потому что убийца не Петерсен, да?

Денис восхищенно посмотрел на нее:

— Вот кому бы в сыщики пойти! Почему вы так решили?

— Ну я… — замялась женщина. — Я краем уха слышала разговор между теми милиционерами, что приехали по моему вызову… Они осматривали Игоря и говорили между собой, что такие повреждения можно нанести только из мощного пистолета. Они даже упоминали ТТ. А один там… я не разбираюсь в званиях… толстый такой, с усами, он даже пошутил что-то насчет того, что ТТ теперь — любимое оружие киллеров. Вот видите, у меня прекрасная память на всякие мелочи…

— Ну, значит, вы сможете мне во всех подробностях описать и внешность господина Петерсена, да? — улыбнулся Денис.

— Но ведь это не он же убийца? Или вы считаете, все-таки он?

— Может, и не он. Но очень вероятно, что через него мы могли бы выйти и на настоящего убийцу…

Ухтомская подробно описала внешность заморского гостя. И не только внешность. Ее женский глаз запомнил каждую складочку на его костюме, она описала галстук гостя и его обувь. Ее оценивающий глаз запечатлел и фигуру Петерсена, и его манеру изъясняться, как бы нарочито, не вполне естественно мешая русские и английские слова. Не говоря уж о такой мелочи, как вертикальная складка между бровями, иногда называемая складкой гордеца. Ну и, конечно, сказала она о том, что загар господина Петерсена показался ей каким-то не таким, не американским.

— Это что значит? — заинтересовался Денис. — Ведь морской загар — он, наверно, везде одинаков…

— Ну, не знаю, как вам объяснить… Но мне кажется, что я всегда отличу калифорнийский загар от средиземноморского. Может, это моя мнительность говорит, но вы вот сами разве не отличите настоящий загар от кварцевого?

Уже совсем напоследок Денис на всякий случай спросил Ухтомскую, не знает ли она что-нибудь о смерти Завьялова. Она ничего толком не знала, но ее вошедшая во вкус интуиция подсказывала ей какие-то версии и здесь. Она считала, например, что Завьялов украл один из томов «Истории птиц» из дома Краснова, то есть воспользовался действием ее укола раньше Решетникова, вернее, раньше Димона.

— Игорь отдельно заплатил Димону, чтобы тот «решил вопрос» с Завьяловым, причем он скрывал это от меня, говорил расплывчато: «Я дал Димону карт-бланш». Я кричала, я требовала, чтобы он не лез в уголовщину и не втягивал в нее меня. И он вроде бы согласился. И вдруг я узнаю, что Завьялов погиб! Я готова была Игоря убить, но Игорь клялся и божился, что он тут ни при чем! А вот что касается старика… Это он, Игорь, позвонил ему, сообщил о гибели племянника! Никогда не думала, что он способен на такую низость!

— Ах, сволота! — вырвалось у Дениса. — Так это, значит, он?!

— Он, не тем будь помянут. Вот видите — расплатился сполна за свои подлости. — И Ухтомская снова заплакала.

Топтуна он обнаружил несколько дней назад — обратил внимание на «четверку», стоявшую постоянно напротив того подъезда, где жила Марина. То есть если бы «четверка» стояла пустая — в ней не было бы ничего примечательного. Но в том-то и дело, что в ней все время сидел человек, довольно бдительно фиксирующий всех входящих и выходящих; Николай даже заметил у него в руках фотоаппарат.

Поэтому сейчас он остановил свои «Жигули» в самом начале улицы, вытащил из бардачка военный бинокль, навел его на «четверку» и удовлетворенно хмыкнул.

— Сиди, сиди, голубь, в своей колымаге, — пробормотал он под нос. Считай себе своих ворон. А мы пойдем другим путем…

Он вышел из машины, завернул в арку, миновал двор, затем еще один, и в результате этого нехитрого маневра оказался в тылу Марининого дома.

Обычно подъезды в этих старых домах были оснащены вторым входом, черным. Сначала их делали для прислуги — чтобы не путалась у господ под ногами, потом — на случай воздушной тревоги, чтобы жильцы могли по-быстрому, без толкучки выскочить на улицу. Но с течением времени их за ненадобностью намертво заколотили — по крайней мере, так считали сами жильцы дома. Однако Николай, например, уже знал, что черным ходом в нужном ему подъезде вовсю пользовались детишки. Ну а где прошел один человек, там обязательно пройдет и другой. Он положил пакет с книгами под ноги — чтобы освободить руки, внимательно пригляделся к большому висячему замку и хмыкнул. Замок был хорош, огромен, да вот беда, дерево, к которому крепились накладки, на которых он висел, давно уже иструхлявело. Небольшое усилие, еще одно — и замок остался у него в руках. За что он и любил эти старые добротные дома — тогда думали о человеке, когда их строили…

Он не стал тревожить лифт — поднялся наверх пешком и, не доходя одного пролета до нужного ему этажа, притормозил. Здесь следовало оглядеться и мысленно прикинуть радиус действия наблюдательной системы, если таковая, конечно, имеется. А она, скорее всего, имеется. Раз телефон квартиры старого коллекционера прослушивается, значит, эти лопухи наверняка установили сюрприз и на его дверь. В этом Николай почти не сомневался. Нет, не зря он занимался почти два года безопасностью родной фирмы. По крайней мере, научился разбираться в подобной ерунде.

— Оп-ля-ля! — прошептал он, вглядевшись как следует в пространство над дверной коробкой стариковой квартиры. Да, он был прав — вот она, подсматривающая система, только его и дожидается.

Пригнувшись так, чтобы не попасть в поле зрения поворачивающегося объектива, он подкрался вплотную к красновской двери и молниеносным движением залепил глазок системы самой обыкновенной… жвачкой. Вот теперь можно было выпрямиться, придать лицу благостное выражение и позвонить в Маринину дверь.

Услышав за дверью тихое шарканье, он сказал нетерпеливо:

— Мария Олеговна, это я, Николай. Откройте, пожалуйста!

Дверь мгновенно распахнулась.

— Коленька! — Мария Олеговна радовалась ему и удивлялась одновременно. — Ты к Марине? Надо же, какая жалость, нету ее, до сих пор все в редакции. Позвонила — сказала срочный материал готовит.

— Вы уж меня простите, Мария Олеговна, что поздновато да без предупреждения… Мне, честно говоря, и самому неудобно, но… Мы тут с ней поссорились немножко, вот я и хочу наладить отношения…

— Проходи, проходи, Коленька, — не раздумывая, сказала Никонова. Идем, покормлю тебя, ты ведь, наверно, после работы, есть хочешь? А там, глядишь, и дочура моя придет…