Платье задрано до талии. Одна рука Вадима — в моих волосах, оттягивает мою голову назад, лишая его губ. Заставляя меня сохнуть, как срезанный, лишенный воды цветок. Вторая его рука, самая бессовестная — уже забралась в мои трусики, растирает чувствительные девичьи складки резкими движениями.

Бо-о-оже, можно я сейчас умру?

Кажется, именно Вадиму выдали единственную инструкцию по обращению с моим телом, и только он знает как именно довести меня до такого состояния, при котором непонятно как не загорается от соприкосновения с моей кожей одежда. Я не тлеющий уголь — я чистый огонь, пылающий в руках этого охренительного мужика.

Его пальцы — мой ключ зажигания. Мою душу топит ярко-красным от одного только их прикосновения, и кажется, что он заводит не меня, а какую-то огромную бомбу. И да, я взорвусь, непременно, долго ждать не придется.

Его руки — это пыточные орудия. Я рискую умереть только от них. Хотя, кажется именно этого он и хочет. Чтобы я умерла.

Пальцы ползут дальше, пальцы задевают чувствительную дырочку входа. Порхают вокруг, приплясывают, дразнят, заставляя меня тихонько постанывать от нетерпения. Хочу. Хочу еще. Хочу глубже.

Он будто подслушивает мои мысли, потому что его пальцы именно в эту секунду проникают в меня. Без особого трепета, резко, выбивая из меня вскрик.

— Как же я скучал по твоим крикам, сладкая моя, — хрипло шепчет Вадим, и голод, тот самый, который терзает мою душу, я слышу и в его голосе, — но сейчас ты кричать не будешь. Не здесь. Ты будешь радовать только меня. А не моего водителя.

Вот так! И тут же щелкает тумблер в моей голове, и выключается звук. И становится еще горячей. Пекло обнимает меня еще крепче, прижимая к своему раскаленному сердцу.

Вадим…

Дьявол во плоти, засаживающий мне одними только пальцами, и не дающий больше ничего, наблюдающий за тем, как меня размазывает от его действий.

Мое тело, неверный предатель, уже давно решившее все насчет этого мужчины, сейчас — дрожит, извивается от этой нестерпимой сладкой пытки. И тяжелый, немигающий взгляд Вадима — впивающийся в мое лицо лишь добавляет остроты.

Хочешь видеть, как изнемогает твоя плохая девчонка, да, хозяин?

Хочешь ощутить насколько мало мне надо, когда я в твоих руках?

Ничтожно мало.

Смотри. Смотри!

Смотри только на меня!

И бери! Бери же! Всю меня бери, если нужно! До последнего удара сердца!

Удовольствие — яркое, насыщенно-пьянящее — наливается во мне сладким огромным комом. Скручивается в моей груди жгучим смерчем, сильней заволакивает взгляд. Боже, Вадим, что ты со мной делаешь, а? Сколько прошло времени, как я набросилась на тебя? Минут десять? Двадцать? Не знаю. Кажется — три секунды, а я уже пылаю как сухая ель, ярким, смолистым, густым огнем. И задыхаюсь в собственной духоте. Ближе. Ближе. Совсем рядом…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И-и-и!!!

Он издевается. Серьезно!

Я только-только начинаю ощущать, что вот-вот кончу только от его рук, а он невозмутимо вытаскивает пальцы из моих трусиков, заставляя меня расстроенно заскулить. Я вижу как блестит его кожа. Ей богу, вся кисть, а не те три пальца, которыми он меня истязал. Обидно. Я то думала у него по локоть все мокрое будет. Аж стыдно, что… плохо постаралась.

— Хочешь еще, зайка моя? — Мягко спрашивает он, касаясь своими пропахшими мной пальцами моей скулы.

Подушечка его большого пальца касается моих губ. Влажная.

Тысячу лет назад, в прошлой жизни, я бы поморщилась от этого, мол как можно, негигиенично же, сейчас же я обхватываю его палец губами, языком ощущая собственный солоноватый привкус. Только на секунду, ведь он ждет моего ответа.

— Хочу. Хочу, хозяин. — Выдыхаю я.

— Проси. — Вероломно тянет мой хищник, глядя на меня. — Проси меня продолжить, зайка.

Ну конечно. Думала ли я, что все будет просто? С ним? Нет, просто быть не могло. И то что происходит сейчас — всего лишь начало того, что нам предстоит. Смогу ли я играть по его правилам? И какие они — его правила? Но ведь не попробуешь — не узнаешь, как иначе-то?

— Умоляю, хозяин, — хрипло прошу я, — продолжи то, что ты начал.

— Трахни пальцами свою грязную девчонку? — подсказывает Вадим, явно наслаждаясь происходящим.

— Да-а-а, трахни. Пальцами. Меня. — шепчу я, — молю, хозяин. Трахни пальцами свою грязную зайку.

Господи, как пошло это звучит. И как же эта пошлость меня заводит…

Приличия? Какие такие приличия? Вы мне еще напомните про воспитание, про то что хорошие девочки так себя не ведут, и так далее.

Какая из меня хорошая, а?

Вот из меня, которая только что почти кончила, не слезая с колен Дягилева.

Я забила на приличия ровно в тот момент в театральном фойе, когда поняла, что больше терпеть без него не могу ни секунды. Когда отдалась безумству собственной роли, когда заявила чуть ли ни на весь мир, что готова принадлежать только ему.

Вадиму нравится мой тон. Его глаза пылают алчными темными звездами, как мог бы сиять голодный космос, если бы он умел сиять.

Ладонь Вадима снова ныряет к моему лобку. Второй акт моей пытки начинается.

Его пальцы… Десять моих личных проклятих, причем им не нужно работать всем сразу. Только один — для клитора, и два — чтобы засаживать внутрь меня.

Три. Всего три, а я уже почти умираю.

От того что он мной вытворяет только тремя — уже можно умереть, только кто бы даст. Он — не даст, ни в коем случае.

Сложно. Сложно не орать во весь голос от того что происходит, сложно только дышать, хватать ртом воздух, в котором чудовищно мало кислорода. Дышать все равно нечем… Весь мой воздух это Дягилев. И если он отведет свой взгляд — меня не станет.

Второй раз на ту же вершину мой хозяин поднимает меня без лишней спешки.

— Как же ты течешь, ушастая, — с искренним восторгом замечает Вадим, — если подставить ладошки ковшиком тобой можно напиться.

Я прям ощущаю, как начинают пылать щеки.