множество: похоже, эти «разбитые хакан-беком остатки русов» насчитывали две или три тысячи воинов. Если это остатки, то сколько же их было раньше? И не баран ли эта задница Сартай, дери пес его деда, что полез на них, не удосужившись сперва посчитать? Или он умел сосчитать только свой собственный отросток, негодовал про себя Мамалай. А теперь и невинный, мирный человек лишился всего – товара, денег, лодок, спутников, – и сама жизнь его висит на волоске.

Едва Мамалай доел, как пришел уже знакомый рыжебородый и повел в середину стана. Здесь тоже горели костры, возле большого шатра сидели десятка два русов. Все они казались на одно лицо, как понять, кто у них теперь главный? Но Мамалая подтолкнули, и он упал на колени перед чьими-то ногами в потрепанных, а когда-то нарядных и дорогих ичигах из красной кожи, явно работы аварцев из Тавьяка. Рядом стояла еще такая же пара.

– По-славянски говоришь? – спросил сверху чей-то голос на этом самом языке.

Голос был молодой, низкий, немного хриплый, а в его спокойствии чувствовалась властность.

– Да, господин. – Мамалай поклонился, не разгибаясь и не поднимая глаз выше ичигов.

– Откуда знаешь? Откуда сам?

– Из города Булгара, господин. Я мирный торговый человек, здесь оказался лишь по злобе Кера[21]…

– А далеко отсюда до Булгара?

– Двенадцать дневных переходов, если идти вверх по реке.

Наконец он посмел поднять глаза. Ноги, которым он кланялся, принадлежали двоим русам, рослым и светловолосым, еще довольно молодым. На обоих были гурганские кафтаны узорного шелка, подпоясанные хазарскими воинскими поясами с золочеными накладками, но к их внешности это все совсем не шло. Им явно еще не было и тридцати, но уверенные, властные повадки давали понять, что они здесь самые главные. По два золотых или серебряных браслета на каждой руке у обоих, по два десятка золотых и серебряных перстней, простых и самоцветных, на шейных гривнах. Стало быть, насчет богатой добычи из Гургана вестники не лгали – стоимость и происхождение вещей наметанный глаз купца сразу оценил. Наверное, это сыновья того, чье тело только что сожгли, подумал Мамалай. Но особенно скорбящими русы не выглядели. Глаза у них – Мамалай лишь раз посмел мельком взглянуть – были хуже волчьих: уверенные, сосредоточенные и безжалостные. И очень, очень усталые. Однако сквозь эту усталость светила искра оживления: с неуверенной гордостью Мамалай ощутил, что эти двое рады ему больше, чем обрадовались бы стройной красавице пятнадцати лет. Красавиц они навидались, а от него им было нужно что-то другое.

– Раз ты купец, должен дороги знать, – заговорил тот, что казался немного старше.

Суровое его лицо было тремя красными, довольно свежими, хоть и не вчерашними шрамами приведено к совершенно устрашающему виду. Надет на нем был роскошный кафтан – темно-красного плотного шелка, затканный узором в виде уток возле дерева жизни, а промежутки между парами уток занимали парочки маленьких лошадок, тоже обращенных мордами друг к другу. Алые ленты на правой стороне, служившие завязками, были частью оборваны, сквозь распахнутый кафтан виднелась загорелая гладкая грудь.

– Знаешь, откуда течет эта река?

– Юл, господин?

– До сих пор Итиль был, – сказал второй, чуть ниже ростом, но пригляднее чертами, в кафтане того же рода, с обтрепанным стоячим воротничком, голубой с золотисто-коричневым узором. Короткие, непривычно светлые волосы чудно смотрелись возле смуглого, загорелого лица.

– У хазар он зовется просто Итиль, что значит – река, – почтительно пояснил Мамалай. – А течет он с севера и востока. Родится Итиль там, где сливаются вместе две реки – Ак-итиль и Кара-итиль. Исток одной и второй лежит на востоке.

– Далеко дотуда?

– До города Булгара отсюда двенадцать переходов, а от Булгара до слияния рек еще десять.

– Значит, Булгар надо пройти, чтоб туда попасть…

– Верно, господин…

– А те две реки, что ты сказал, – спросил рус в голубом кафтане, – они длинные? Что за люди на них живут?

– Там обитают булгары, сувары, а еще народ одо[22].

Годо покачал головой: о таком народе он никогда не слышал.

– А пути на запад от Булгарской земли тебе известны?

– На запад течет Сара-итиль[23]. Живут на ней данники Алмас-кана – чермису, сувары и арису.

– А они что за люди? Каков их язык?

– Язык чермису и арису не похож ни на булгарский и хазарский, ни на русский, ни на славянский, ни на персидский или греческий.

Годо подавил досадливый вздох: сведения эти не обнадеживали.

– Ты бывал там?

– Н-нет, господин. Но я знаю людей, которые бывали, почтенных купцов. А еще я знаю самого Байгул-бия, сюр-баши[24], воеводу Алмас-кана, сына Шилки, и он тоже знает меня! – поспешил похвастаться Мамалай. – Он бывает в тех землях, когда собирает дань. Не стану брать на себя больше, чем могу исполнить, но три моих племянника – огланы сюр-баши, и я могу помочь… советом, как сговориться с ним и найти пути к миру, если…

Обещать слишком много Мамалай не решался: где он и где сюр-баши? Хотя насчет троих племянников сказал чистую правду.

– А где ты языку выучился? – снова спросил Свен.

Если сидящий перед ними на земле старик, жилистый, но бойкий, с умильным выражением морщинистого лица и живым блеском темных глаз, знает язык славян, должен же он знать, как добраться до их земель!

Но надежды обманули: старик знал дорогу в земли вятичей, сидящих на Упе и Оке (их старик называл Славянской рекой), а туда добирался через ту же злополучную переволоку. Видя, что его ответы разочаровали вождей, старик заторопился:

– Господин… и другой господин! Смилуйся надо мной, я тебе пригожусь!

Свен захохотал, вспомнив матушкины сказы, где так же обращался к витязю то заяц, то волк. Мамалай посмотрел на него и тоже заулыбался щербатым ртом.

– Ваше войско сильно, но у Алмас-кана тоже много воинов! Чтобы попасть на верховья Итиля, вам нужно пройти через Булгар. Хотите вы вступить в схватку с Алмас-каном или нет, но вам понадобится человек, который сможет указывать вам дорогу и толковать ему ваши речи.

Двое светловолосых переглянулись. Мамалай взмолился Высокому Синему Небу. Тот, что постарше и в шрамах, слегка поморщился и сделал без перевода понятный знак под горлом. У Мамалая оборвалось сердце.

– Да погоди, – возразил второй. – Кончить его всегда успеем. Пусть сперва про царя своего расскажет – что за человек, дружит ли с хазарами?

– Охотно расскажу все, что знаю, господин! Правит в Булгаре Алмас-кан, сын Шилки, сына Текина, – торопливо стал рассказывать Мамалай. Это был его выкуп за жизнь, и он платил его не скупясь. – Хазары говорят,