чай… Остановился поправить съехавший от удара шлем. Кто-то из своих – их легко было опознать по белым рубахам и портам – вперед Тумая прыгнул в пролом в огороже, взмахнул топором, но тут же осел, получив копьем в бок. И тут Тумай узнал его – Азитей, сын двоюродного брата Аркея. Подозревая, что племянник ранен тяжело, если не убит, Тумай ринулся за врагом, в ярости крича и призывая людей за собой.

Тот копейщик не успел убежать – Тумай не сводил с него глаз и знал, что не потерял в суете свою цель, – но сумел высвободить свое оружие и нанес удар, целя Тумаю в ноги под щит. Жало копья застряло в кромке, Тумай рванул его в сторону, выворачивая оружие, и рубанул по руке, державшей древко. Глядя на его уверенные смертоносные движения, никто и не подумал бы, что меч он впервые взял в руку лишь два лета назад, а до того тридцать с лишним лет обращал оружие лишь против лесного зверя.

Противник взвыл и кинулся назад. Освободить щит от засевшего копья не удалось, и Тумай, отбросив его, успел настичь буртаса посреди поляны. Широко замахнулся и хлестнул клинком по спине. Перепрыгнул через рухнувшее тело и завертел головой, выискивая новую цель. Хотелось перебить их всех, передавить, как муравьев, чтобы ни один не уполз живым! Мелькнула мысль о брошенном щите, но еще какой-то ёлс метнулся за куст всего в двух шагах, и Тумай ринулся за ним.

Вот уже и опушка леса. Отроки вокруг добивали не успевших убежать буртасов. Вдруг в глаза плеснуло светом сзади – в стане что-то вспыхнуло. Должно быть, шалаш, в схватке обрушенный на костер, загорелся. Во вспышке стала хорошо видна поляна с мечущимися фигурами. Много тел лежало неподвижно, сколько-то шевелилось. Блестело оброненное оружие.

Для засевших в кустах буртасов отсвет пожара выхватил из тьмы рослый силуэт в островерхом шлеме. Щелчка тетивы Тумай среди воплей и треска не услышал. Лишь почувствовал удар и недоуменно уставился на оперенное древко чужой стрелы, внезапно возникшее в левой стороне груди.

Колени подогнулись, и Тумай стал неудержимо оседать на траву. Прямо перед ним на земле лежала секира; Тумай попытался вытянуть руку, как будто смог бы, если ее достать, оборониться от подступающей смерти… удержаться на краю мира живых… но тело стало непослушным и бессильным, как тень. И эта тень быстро заскользила вниз, вниз, к воротам Кияматова царства…

Чьи-то руки схватили его сзади. Вот и Азырен… осознать, кто это был на самом деле, Тумай не успел.

* * *

– Его Талай первым нашел, – рассказывал Свен, стараясь не смотреть в лицо Илетай. – Он видел, что дядька где-то здесь, в пролом побежал, а потом вспыхнуло – он как раз и углядел, как тому в грудь стрела воткнулась. Почти в сердце – никто б его не спас. Но мы… – Свен наконец поднял глаза, подался вперед и накрыл ладонью сжатые руки Илетай. – Мы отомстили за него. К утру, как разобрались, Годо сам сказал: этого дела так оставить нельзя. Родич он ведь нам был.

…К утру все прояснилось. Нашли даже тело Ерая в кустах – с проломленным затылком и без шлема, сброшенного возле огорожи. Потери оказались умеренными – пятнадцать человек убитыми и чуть больше сорока раненых, и все это по большей части у мерен. Они же понесли и самую тяжкую потерю – лишились своего воеводы. Тумай, младший брат пана Тойсара, два года водил их в сражения, но до дома не довел.

Убитых и тяжелораненых буртасов собрали больше – около полусотни. Только на одном был шлем и кольчуга, но его кто-то из данов прикончил ростовым топором.

– Они не верхом приехали, пешком пришли, – сказал Годо. – Значит, где-то поблизости их логова.

– По следам найдем! – сказал Ормар. – Их сотня или две убежало, раненые есть.

– Мы будем мстить. – Талай, подняв глаза от тела, произнес это с уверенностью мужчины, над которым больше не осталось старших.

Ему шло девятнадцатое лето. В войске мерен имелись люди постарше, и кугыжей – старейшин, которые сами возглавили собранную из родичей дружину, было еще немало: Челмак, Ендуш, Пеплай, Салпай. Но Талай, родной племянник погибшего вождя, не только имел право, но и нес обязанность искать мести, если известен виновник смерти.

Свен вопросительно взглянул на Годо. До сих пор они ни разу не останавливались на день, чтобы преследовать тех, кто нападал на них ночью. Но и потерю столь весомую они со времен сражения на Итиле понесли впервые. Оттого, что пришлось бросить на Итиле Грима сына Хельги – или его тело, или хоть возможность узнать о его участи, – до сих пор саднило в душе, и никто не хотел повторения. Вернуться к родичам и рассказать, что дядя их невестки Илетай убит и не отомщен, – этого сыновья Альмунда, оберегая свою честь, позволить себе никак не могли.

* * *

– Скорее, скорее, песьи дети! – надрывался Мамалай, подгоняя своих подручных. Он сам таскал бочонки и мешки на повозку, чего обычно не делал, но сегодня быстрота погрузки означала жизнь. – Живее, Бузак, что ты задумался? Вас что, хромая кобыла рожала? Не уберемся отсюда – все умрем, поймите вы это своими ослиными мозгами! Ипула, возьмите вдвоем, он один не донесет! Касай! Где ты копаешься? Где ты застрял, ленивое животное! – закричал он, засунувшись в дверной проем дома, где они ночевали со своим товаром. – Шевелись, сучий хвост!

Плюхнув последний мешок среди прочих, Мамалай взглянул на вола, запряженного в повозку, и через его спину увидел, как вдоль по улице бежит женщина, а за ней подросток и лающая собака. На лице женщины был ужас, а значит, его дурные предчувствия оправдались. Откуда-то донесся визг сразу нескольких голосов, подавая ясный знак: беда уже здесь…

Их было трое, порядочных торговых людей из Булгара, что собирались, как и всякий год, проехать с товаром вниз по Юлу, выменивая стеклянные бусы, серебряные дирхемы, резную кость, лезвия ножей и наконечники стрел на пушнину, мед, воск и что еще дадут хорошего. У каждого было по две-три лодьи и с десяток подручных, так что отряд собрался вполне внушительный, с таким можно без опаски совершать переход от Булгара до переволоки на Дон и даже до Итиля. А если повезет, если на переволоке встретятся купцы-славяне и дадут хорошую цену, то и сбыть все прямо там и дальше не ездить.

Благополучно они проделали больше трети пути, но вчера на ночевке к их костру вышел гонец