Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уинстон молча кивнул.
- А сейчас за тобой выслан наряд из самого Министерства. Если ты хотел откупиться от Костюмов или от нас, то опоздал.
Уинстон вздохнул.
- Ты пожалеешь, что мы тебя в этом ведре не утопили.
Уинстон вздохнул еще раз.
- Черт. Ты или совсем тупой, или тебя у Костюмов ждет что-то похуже комнаты сто один. Был там в прошлый раз?
- Был.
- И что, понравилось? Еще раз захотелось? Там ты точно скажешь, что за дела у тебя с Костюмами. И, самое смешное, что, если ты Костюмам очень нужен, то умники тебя им же потом и отдадут. Что молчишь, придурок?
- Слушайте, а вы не будете так любезны застрелить меня при попытке к бегству? Сэр.
- Не буду, конечно, - хмыкнул инспектор, - Побегу сейчас из-за тебя еще оружейку вскрывать. Теперь понял, во что влип?
- Сэр? – обратился констебль и потер пальцами, намекая на деньги.
- Забей.
- Так он же скажет.
- Пускай клевещет, - махнул рукой инспектор, - Умники нам еще спасибо сказать должны, что мы им часы отдадим.
Черный автозак с двумя охранниками буднично забрал арестанта. Уинстона приняли как груз, даже с меньшими церемониями. Накладные никто не подписывал, комплектность и состояние на предмет соответствия правилам не проверял. Короткая поездка в кузове без окон, подземный гараж, лифт, широкий коридор, где могут разойтись две группы конвоиров с заключенными. Как предсказывал инспектор, здесь не стали тратить время на допрос в простом кабинете, а сразу повели в комнату 101. В этот раз Уинстон внимательнее смотрел по сторонам и понял, что 101 это не одна комната, а целый коридор. Ему достался кабинет 101D.
В отличие от обычных полицейских, умники ходили с оружием. Должны были ходить с оружием, но молва считала, что у старшего по званию в кобуре фляжка с джином, а у младшего – с тоником.
- Забирайте, - сказал старший конвойный, - Бобби взяли вашего потрясателя основ, забили в базу, и вот он, красавец, к вашим услугам.
- И личное дело уже у меня на столе, - ответил следователь в черном комбинезоне, - Спасибо Партии за технический прогресс.
- Распишитесь, - конвойный подал планшет.
Следователь поставил закорючку, и конвой вышел за дверь, оставив Уинстона наедине со следователем, еще одним сотрудником, наверное, палачом, и двумя крысами в знакомой клетке с вогнутой стенкой.
В комнате сто один — то, что хуже всего на свете. В личном деле Уинстона Смита в этом пункте были записаны крысы. В прошлый раз такую клетку хотели надеть ему на лицо, чтобы голодные звери рвали нос и щеки. Или глаза. Тогда он впал в панику. Он кричал. Он чуть не потерял сознание. Он предал Джулию.
- Что ты натворил? – спросил следователь, - С кем связался?
- Ничего, - ответил Уинстон дрожащим голосом, - Это ошибка.
- Вот дурак, - следователь повернулся к палачу, - Фиксируй.
- Садись, - сказал палач и подтолкнул арестанта к стальному креслу с кожаными ремнями на ножках и подлокотниках.
- Давай быстрее, не первый раз, - сказал следователь.
- Кто хоть такой, что по второму кругу идет? – удивился палач.
- Да мелочь. Писарь сраный. Что с него взять, я даже санитаров не позвал.
- А бобби за что его взяли?
- Подозревают в связях с организованной преступностью. В принципе, могу поверить. Посмотри на эти ботиночки. И часики как у товарища старшего майора. Надо будет инспектору проставиться за часы. Страх как не люблю быть должным.
Уинстон вздрогнул. Они не знают про виллу. Они вообще не следили за ним и не обновляли дело. То есть, они думают, что он такой, каким его приняли в прошлый раз. Когда он и правда был сраным писарем, а не занимался два года боксом и кушал как на убой. И их всего двое безоружных. Не толпа фанатов с кастетами и палками.
Пойти под пытки и заговорить, значит, предать всех. Ни Мерфи, ни Плезенс и коллеги по отделу не сделали ему ничего плохого. И Стивен. И шахматный клуб. И охотничий клуб. И Барт, и тренер. Если из него выжмут виллу, это стопроцентно смертный приговор. А если выжмут рассказ про знакомство Мерфи и Железной Леди, то его не просто отменят, а отменят в особо извращенной форме, что бы это ни значило.
- Что встал? Садись давай, - недовольно приказал палач.
Следователь вышел из-за стола и сделал шаг к подследственному, держа в руке резиновую дубинку.
Разница в том, что в тот раз «Шестьдесят - семьдесят девять, Смит У.» еще не был опасным преступником. И сегодня утром не был. А теперь стал, и все это личное дело «сраного писаря» безнадежно устарело. Теперь перед палачами стоял настоящие преступник, убивший за один день четверых человек, в том числе троих членов Внутренней партии, в том числе функционера партийного контроля. И ему, что удивительно, за это пока еще ничего не было, кроме уважения от приличных людей. Его даже не ищут. Эти двое не крупнее и не сильнее. От них несет перегаром и куревом. Они устали за день, пришли выспаться на ночной смене и совершенно не готовы к бою.
«Хотят напугать меня крысами? Пока я жив, никаких крыс не будет», - подумал Уинстон.
Он быстро сел, чтобы палачи не заметили изменений в поведении, и нерешительно подергал руками в наручниках между подлокотниками.
Следователь присел на край стола, а палач ловко обернул ремнем правую руку жертвы, застегнул пряжку, только после этого снял наручники и взялся за левую руку.
Уинстон ударил его основанием ладони в нос. Восходящий удар, как учил тренер. Ударил не разгибом руки, а всем телом, с вложением всей своей скромной массы, с импульсом от ноги, от самого пола, от упора правой руки в подлокотник.
Под рукой хрустнуло. Палач повалился на пол. При правильном выполнении этим ударом носовой хрящ забивался врагу в мозг.
Следователь спрыгнул со стола и замахнулся дубинкой, но Уинстон уже дернул пряжку и перекатился направо от кресла, выпутывая правую руку из ослабевшего ремня.
Теоретически, следователь мог бы открыть дверь и позвать на помощь. И опозориться на всю оставшуюся карьеру. Сраный писарь оказывал сопротивление, а они
