Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Увы, пан посланник, – сокрушенно развел руками Котов. – Мне далеко до тех знаний, что преподают в колледже иезуитов.
Александр Яковлевич ударил не в бровь, а в глаз. Точнее – в два глаза сразу! Услышав про колледж, пан Владислав оставил в покое ковш (и так уже штук семь вылакал, куда и влезло?) и насупился. Ну, чего же тут такого страшного? Большинство польской шляхты и верхушка малоросского казачества, мнящая себя дворянством, учились в иезуитских колледжах Львова и Варшавы. Но далеко не все они становились иезуитами. А вот Войцех определенно был членом ордена Иисуса! Сколько же их на Русь-то приперлось?
– Пан воевода имеет что-то сказать против колледжей? – спросил пан Влад таким тоном, будто прямо сейчас собирался вызвать воеводу на поединок.
– А надо? – лукаво поинтересовался воевода, украдкой посмотрев на Войцеха, готовившегося погасить ненужную ссору.
– Что – надо? – оторопел Мержиевский.
– Надо сказать что-нибудь плохое о колледжах? – невинно поинтересовался Котов. – Если угодно пану посланнику – скажу. Вы – гость в моем доме, ваше желание закон! Хотя назвать свиньей хозяина дома не очень-то вежливо…
Пан Влад сидел открывши рот, не зная чего сказать, а Войцех, переживший первое удивление, покачал головой:
– Пан воевода, прошу простить пана Мержиевского. Мне кажется, вы сами учились в колледже ордена Иисуса… Или вас учили схоластике в Пражском университете? Что вы закончили?
– Всего лишь училище в Бремене, – покачал головой воевода.
– Которое, как мне помнится, входит в один из факультетов Бременского университета, – улыбнулся иезуит.
– Пан Александр, – изрек Мержиевский, слегка покачнувшись. – Если вы считаете себя обиженным, то я готов дать вам удовлетворение!
– Подождите, пан Влад, – бесцеремонно перебил его иезуит и, улыбнувшись Котову, виновато сказал: – Пан воевода, прошу вас простить посланника – он злоупотребил вашим гостеприимством…
Переведя взор на «начальника», сникшего под суровым взором, Войцех процедил:
– Пан Влад, верно, хочет извиниться за несдержанность, не приличествующую посланнику короля?
– Да, пан воевода, – кивнул Мержиевский, пряча глаза. – Простите… Я не хотел вас обидеть.
– Не будем об этом, – махнул рукой воевода, выругавший себя за то, что не удержался и распустил язык. Теперь уж ляхам не удастся заморочить головы.
– Что ж, пан воевода, – задумчиво изрек иезуит, рассматривая хозяина. – Как я понимаю, вы хотите приобрести что-нибудь взамен своей подписи?
– Вы, пан Войцех, все правильно понимаете…
– И что вы хотите? Денег? – спросил Войцех с некоторой досадой.
Еще бы. У короля Сигизмунда в кармане – вошь на аркане. С Руси уже выжали все, что можно, а в долг никто не дает. Половина наемников разбежалась, а вторая половина ждет удобного случая. Если бы не иезуиты, у короля осталась бы одна свита.
– Ну, что вы! – искренне развел руками Котов. – Как можно… Мне хотелось бы иметь грамоту короля, заверяющую, что слобода является городом, а сам я – городовой воевода.
– И только? – вскинул в удивлении очи пан Войцех. – Нет ничего проще.
Иезуит сунул руку за отворот кафтана и вытащил оттуда футляр, как две капли воды похожий на тот, что извлек пан Мержиевский.
– Его Величество, король Сигизмунд, направляя нас в глубину Московии, оказал мне высочайшую честь – я получил карт-бланш!
Котов не знал, что такое «карт-бланш», но на всякий случай почтительно промычал: «О!» и склонил голову.
«Карт-бланш» оказался чистым листом пергамента, в правом углу которого висел шнурок со свинцовой печатью с орлом, а внизу – огромный, в половину листа, росчерк «Zigismyndus Recs et catera».
– Вот, пан воевода! – торжественно потряс пан Войцех пергаментом. – Его Величество в мудрости своей предполагал, что мне может потребоваться королевский рескрипт. Что прикажете вписать?
Спустя полчаса воевода Котов любовался королевским указом, сотворенным на трех языках – польском, русском и латинском, в котором говорилось, что «Божию милостию король Польский, Шведский и государь и князь великий Литовский и Московский Сигизмунд утверждает град Рыбнинск и назначает в него коронного воеводу Александра Яковлева, сына Котова». Пан Войцех, в свою очередь, внимательно изучал подпись воеводы под текстом присяги.
– Вы сделали правильный выбор, пан Александр, – сообщил иезуит, убедившись, что чернила подсохли и можно убирать документ в футляр. – Подумайте сами, что бы вам дал Владислав, ставший русским царем? Все ваши привилегии – это верная служба. Смешно! Будучи польским подданным, вы становитесь магнатом! Кажется, в Московии они назывались удельными князьями? Чем плохо самому быть властителем и не подчиняться никому, кроме короля и Господа? А если вы примете католичество, то можете рассчитывать на титул.
– Титул? – удивился Котов. – Не упомню, что в Польше короли давали кому-нибудь титулы…
– Так то – в Ржечи Посполитой! А на Московитской Польше Его Величество станет независим от воли сейма и шляхты.
Когда посланники отбыли (пана Влада опять пришлось везти на телеге!), воевода вышел во двор и прислушался. Услышав из-за сараев звон клинков, пошел туда.
Обогнув строения, воевода постоял, наблюдая, как сын и наследник Сашка Котов-младший азартно напрыгивает на холопа, рубя клинком крест-накрест, а тот лениво-небрежно отмахивается. Александр Яковлевич знал, что небрежность обманчива.
Яков, принявший с утра полштофа водки, был трезв, аки голубь. И словно в подтверждение сабля мальчишки полетела в крапиву, а Яков витиевато выругался:
– Мать твою в душу деда за ногу! Тебе, олух царя небесного, в душу твою колом е… – пере…, сколько можно объяснять? Кисть прямо держи!
– Опять руку подставил? – поинтересовался воевода.
– Кисть подворачивает, мать его е… – сказал Яков с досадой. – В бою ему бы уже руку отх…нули, к ё. й матери.
Яков не признавал учебы на деревянных клинках, но все же оружие было тупое, а руки у парня прикрывали перчатки из толстой кожи. Но, судя по слезам в глазах, доставалось наследнику крепко. Котову вроде бы и жаль кровиночку, но сам не жалел и жене запретил. Сам через это прошел. Помнится, гонял его Яков до седьмого пота и до кровавых соплей…
– Завтра продолжите, – сказал воевода и повернулся к сыну: – Иди к матери, скажи, чтобы ужин собирала. Я скоро…
– Ну что, воевода, все сладилось? – поинтересовался холоп.
– День-то у нас какой сегодня? – спросил воевода вместо ответа.
– Какой? А хер его знает… – пожал плечами холоп. – Вроде на утрене Кирилла и Мефодия поминали[26].