Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В составе Государева двора литовская знать числом далеко уступала суздальской знати. В дворовых списках Грозного значилось 286 князей Суздальских-Шуйских, Ростовских, Ярославских и Стародубских. Из них 17 носили думные чины. К суздальской знати Расстрига благоволил значительно меньше, чем к литовским родам. Трое Шуйских поначалу были изгнаны из думы и лишь со временем возвращены туда. Согласно польскому списку в думе числились мечник Скопин, Ростовские (один боярин), Ярославские (один боярин и два окольничих) и Стародубские князья (один боярин, один окольничий). Представительство суздальской аристократии в думе не соответствовало ее численности и политическому влиянию.
Старый боярин Михаил Катырев-Ростовский, противник «вора», находился в Новгороде и не был упомянут в сенатском списке. В думу не были допущены ни Лобановы-Ростовские, ни Троекуровы-Ярославские, ни Хилковы-Стародубские, представители старших ветвей княжеских домов.
Опала царя Бориса сокрушила Романовых и отняла у них надежду занять трон. Из старших Романовых уцелел, кроме Филарета, один Иван Никитич. Самозванец пожаловал ему боярство, но отвел в думе одно из последних мест. Лжедмитрий осыпал милостями Романовых после того, как положение его стало шатким. С запозданием, 31 декабря 1605 г., Лжедмитрий I повелел перевезти и похоронить в родовой усыпальнице тела Романовых, умерших в ссылке. Филарет Романов смог покинуть Антониев-Сийский монастырь.
Филарет был деятелен и честолюбив. Самозванец побоялся оставить его в столице и отослал в Троице-Сергиев монастырь, где старец жил до апреля 1606 г. Лишь в последние недели правления Отрепьев вновь вспомнил о «родственнике».
Лжедмитрий не церемонился с духовенством: он отправил на покой Ростовского митрополита Кирилла, а митрополичью кафедру тут же передал Филарету Романову.
По словам архиепископа Арсения, самозванец будто бы намеревался вернуть Романова в Боярскую думу. Через греков Игнатия и Арсения и «синод» он якобы передал Филарету необычное предложение: сложить с себя монашескую одежду, надетую на него силой, вернуться в мир и принять жену. Арсений закончил мемуары в то самое время, когда отец царя Михаила Романова вернулся из Польши в Москву. Рассказ Арсения имел очевидной целью прославить подвиг Филарета. Сообщив об отказе Филарета вернуться в мир, Арсений без всякой паузы замечает, что «царь» и патриарх снова пригласили Романова и посвятили его в сан Ростовского митрополита. Известно, что Филарет получил сан митрополита лишь в мае 1606 г.
Самозванец не оставил своими милостями даже малолетнего сына Филарета. В царской казне хранились «посохи… рога оправлены золотом с чернью». Согласно казенной описи, один посох был снабжен ярлыком, «а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднес… Михаилу Федоровичу».
Из старомосковской знати в думе сидели двое бояр Шереметевых, несколько Морозовых (Салтыковы, Шеин, Морозов), двое Плещеевых.
«Государь» переусердствовал в стремлении утвердить свое родство с Нагими. Он посадил их в думе выше Голицыных, Шереметевых, Романовых, что вызвало негодование знати.
Отрепьев усвоил роль государя кроткого и милосердного. Его амнистии должны были покончить с воспоминаниями об убийстве членов семьи Бориса Годунова и жестоких преследованиях его родни. Михаил Сабуров храбро защищал от «вора» Астрахань. Государь не только простил его, но и пожаловал в бояре. Сабуровы и Вельяминовы, отправленные с семьями в изгнание, были все возвращены на службу.
Государь милостиво объявил о прощении Годуновых и назначил их воеводами в Тюмень, Устюг и Свияжск. Самые ревностные сторонники царя Бориса один за другим получали назад думные чины и служебные назначения.
Самозванец четко уловил настроение общества. Не только дума, но и все население отвергало опричные методы управления. Время опричных кровопролитий миновало.
Отрепьев усвоил доктрину, которую охотно излагал ближним людям и придворным. «Два способа у меня к удержанию царства, — говорил он секретарю Бучинскому, — один способ быть тираном, а другой — не жалеть кошту, всех жаловать; лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить».
Главная проблема, с которой столкнулся Лжедмитрий, заключалась, конечно же, не в том, казнить или жаловать подданных. Гражданская война и появление двух царей в государстве поколебали систему самодержавной власти. Отрепьеву предстояло решить вопрос, каким путем можно возродить великолепие и мощь самодержавия.
Иван Грозный, негодовавший на «самовольство» бояр, пытался искать опору у бюрократии, появившейся в России вместе с приказной системой управления. Курбский желчно бранил царя за то, что тот, не доверяя знати, вершит дела с «худородными» писарями или дьяками.
Лжедмитрий пытался использовать те же средства, что и его мнимый отец. Впрочем, его бюрократия имела свои отличительные черты. В ближайшем окружении самозванца преобладали «секретари» поляки.
Будучи в Самборе, Лжедмитрий заключил договор с Юрием Мнишеком как царевич. При этом он обещал подтвердить соглашение, когда займет царский трон: «И мы то все… в канцрерии нашей… напишем и печать свою царскую к тому приложим». Личная Канцелярия «царевича» стала действовать уже в период московского похода, но окончательно сложилась в Москве.
В числе «ближних» людей Лжедмитрия были капитаны Мацей Домарацкий, Михаил Склиньский, Станислав Борша, личные секретари царя Ян Бучинский, Станислав Слоньский, Липницкий., Доказывая щедрость «Дмитрия», Бучинский сослался на исключительно высокие оклады Склиньского и его самого — Бучинского. После переворота Исаак Масса перечислил имена «самых важных убитых» поляков: Склиньский, Вонсович, Домарацкий Старший, Липницкий, Иваницкий. Те же лица названы в Дневнике Мнишека. Поляк Немоевский составил «Список главнейших лиц нашего народа… наперед слуг великого князя», убитых во время мятежа. В списке фигурирует примерно тот же круг лиц. В нем и следует искать членов польской Канцелярии.
Полагают, что прежняя «Канцрерия» Лжедмитрия с воцарением претендента слилась с Посольским приказом и через этот приказ «оказывала решающее влияние на выработку политического курса» (А.В. Лаврентьев). Так ли это?
Обычная дипломатическая переписка шла через Посольский приказ, секретная — исключительно через личную Канцелярию.
Посольский приказ имел собственное помещение вне дворца. Польские советники — члены Канцелярии занимали помещение подле личных покоев царя, в комнатах «наверху». Русские современники бранили Расстригу за то, что «в Верху при нем были поляки и литва». «В Верху» испокон веков помещалась Ближняя дума. При самозванце тут расположилась его личная Канцелярия, в которой даже писцы были поляками. В письме государю Бучинский упомянул некоего Горского, который «в комнате у тебя… пишет грамоты Вашей… милости».
Согласно заявлениям русских властей, секретари Бунинские жили в Москве «в Верху у того Вора у таеные его думы, у всяких тайных его дел». Тайная дума стала исполнять некоторые обязанности Ближней думы.