— Ты прав, Иван. Рапорты я читал, но это — впечатления непосредственных участников событий. Что видел ты?

— Немного.

Зазнобин рассказал о взрыве эсминца, которому был свидетелем, и о том, как ему чудом удалось отследить и принять на борт модуль с выжившими.

— Вот, собственно, и все. Как Небогатов?

— Плохо, — поморщился Крамаренко, — я не медик, но похоже, во флоте ему больше не служить. Кстати, он хочет с тобой говорить. Я прикажу проводить тебя в госпиталь — это рядом, а потом заходи, если хочешь. Обедом накормлю.

— Спасибо. А пару орудий дашь? Мои «фаланги» уж того…

— Эх, Иван, подведешь ты меня под трибунал, — улыбнулся Крамаренко, — придумаем что-нибудь. Как же тебя угораздило к гетайрам наняться?

— Деваться некуда было. Вот я сейчас здесь, а «Садко» и «Колокольный звон» — там. Вроде как заложники. И если я не вернусь…

— Месяца через два на гетайров выйдет объединенная эскадра, — внимательно следя за реакцией Зазнобина, сказал Крамаренко, — Борис Белевич мужик крутой и не посмотрит, кто по своей воле Александру служит, а кого силком заставили. Ты уж мне поверь, я его знаю.

— Разберемся, — Зазнобин допил чай и поднялся, — ты говорил, Кирилл Владимирович хотел со мной поговорить.

Контр-адмирал нажал кнопку вызова и распорядился проводить Зазнобина в госпиталь.

Идти пришлось недалеко — двухэтажное здание госпиталя, застекленное от крыши до фундамента, пряталось в кедровой роще в десяти минутах ходьбы от штаба. Зазнобина встретил начальник госпиталя подполковник с эмблемами медицинской службы в петлицах и предупредил, что разговор может занять не более пятнадцати минут, после чего проводил на второй этаж в регенерационный центр.

Бокс регенерации был размещен в стерильной камере, и дежурная смена врачей следила за процессом по мониторам. Тело капитана первого ранга Небогатова плавало в восстановительном растворе, и над поверхностью виднелось только его лицо. В жидкость уходили трубки, поверхность чуть заметно рябила из-за тысяч лопающихся пузырьков.

Полковник отослал врачей и присел к пульту.

— Вы давно знаете Кирилла Владимировича? — спросил он.

— Не очень, — признался Зазнобин.

— Дело в том, что он совершенно равнодушен к своей судьбе. Он знает, что произошло с его кораблем, знает о своем положении, что ему придется провести в этой камере несколько месяцев и, к сожалению, понимает, что вряд ли сможет вернуться к службе на флоте. Он должен помогать нам, организм должен мобилизовать все резервы, а у меня сложилось впечатление, что Кириллу Владимировичу все равно, — полковник повернулся к Зазнобину, — проще говоря, он не хочет жить. Я вас попрошу: попробуйте повлиять на него.

— Если получится.

— Связь включена, — сказал полковник, — Кирилл Владимирович, к вам посетитель.

Иван увидел, как по бледному лицу Небогатова пробежала мгновенная судорога и он открыл глаза.

— Кто, — губы едва шевельнулись, и голос, синтезированный усилителями, с металлическими тонами, прозвучал достаточно четко.

— Это я, Кирилл Владимирович. Зазнобин.

— А-а… Иван. Пришел. А я вот — плаваю здесь. Скоро чешуя отрастет, жабры… — истончившиеся губы Небогатова сложились в слабую улыбку, перешедшую в гримасу, — а «Дерзкий» погиб. А я жив, хотя должен был остаться там, с ребятами.

— Я все знаю, Кирилл. Ты сделал что мог, и твоей вины нет. Это я вас подобрал.

— Спасибо… Вина капитана уже в том, что он жив, хотя какая это жизнь… Про Касьяна ничего не известно?

— Ну Касьян выкрутится, — бодро сказал Зазнобин, — не тот мужик, чтобы сгинуть вот так, попросту.

— Дай Бог. Просьба у меня к тебе, Иван.

— Слушаю.

Небогатов замолчал, закрыл глаза, будто прислушиваясь к себе. Зазнобин взглянул на врача, но тот, следя за показаниями аппаратуры, сделал успокаивающий жест.

— Может, жене что передать?

— Нет! — Небогатов открыл глаза, и лицо его снова исказилось. — Ничего не передавай. Ей рожать вот-вот, если уже не родила. Один друг у меня остался… было два, да вот Касьян… Свяжись с ним, попроси Кондратенко — он связь организует. Константин Бергер. Расскажи ему, как дело было, и от меня попроси — пусть жене поможет хотя бы на первых порах. Я уже не смогу… я и не человек, а так, половинка. Треть… Пусть запомнит, каким я был, а не кем стал. Сделаешь? — Небогатов беспокойно зашарил глазами по экрану. — Иван?

— Все сделаю, — пообещал Зазнобин, — только зря ты так, Кирилл.

— Мне отсюда виднее, — горько пошутил Небогатов.

— Все, господа, достаточно, — заявил полковник.

— Поправляйся, Кирилл.

— Прощай, Иван Савельевич.

Зазнобин вышел в коридор. На душе было тоскливо. Врач проводил его к выходу.

— Ну видели? Не вытянем мы капитана первого ранга, если его настроение не изменится.

— Его можно понять, — сказал Зазнобин, попрощался и направился к штабу.

Кондратенко, узнав о просьбе Небогатова и с кем Зазнобин должен переговорить, удивленно хмыкнул, но приказал запросить штаб флота о срочном сеансе связи. Сказав, что придется подождать, он предложил пока обсудить, что там у Зазнобина не в порядке с орудиями. Иван наизусть помнил параметры последней калибровки и данные тестов и контр-адмирал, выслушав его, согласился, что «фаланги» ресурс выработали.

— Новые не дам, да и не нужны они тебе. Пока отстреляешь — слишком много времени пройдет, — Кондратенко вызвал по коммуникатору начальника артподготовки учебного центра, — спишем как пришедшие в негодность из учебного центра. Они использовались на треть мощности и еще лет пять прослужат по-любому. Годится?

— Годится, — повеселел Зазнобин, — а что ты там говорил насчет обеда?

В это время коммуникатор запищал, и Кондратенко, выслушав доклад, удивленно приподнял бровь.

— Надо же. Штаб флота тебя требует немедленно. Чудеса, обычно сеанса час, а то и два ждать приходится.

Адъютант проводил Зазнобина к лифту. Как понял Иван, основные помещения штаба бригады располагались под землей. Лифт ухнул вниз, и через несколько минут Ивана встретил озабоченный капитан с повязкой дежурного на рукаве. Он отвел Зазнобина в помещение, отделенное от коридора двумя тамбурами с массивными стальными дверями, включил экран и оставил его одного. Тихо чмокнула дверь, изолируя комнату связи. Зазнобин присел в кресло, пробежал глазами по пультам и пожал плечами — ну и что тут нажимать?

Однако экран осветился, и на нем возник мужчина лет сорока, в штатском, с бледным невыразительным лицом и светлыми, несколько поредевшими волосами.

— Здравствуйте, Иван Савельевич. Моя фамилия — Бергер, зовут Константин Карлович. Как я понимаю, вас попросил связаться со мной Кирилл Небогатов.