Петерсон остановил запись.

— Древние греки, правильно? Вроде древнегреческих философов? Ты сказал, что Платон был древнегреческим философом. Это код. Послание.

Ричер кивнул.

— Когда это произошло?

— Сегодня, в два часа дня. То есть речь идет о восьми часах. Сейчас шесть часов. У них еще два часа. Они потратили две трети своего времени.

Ричер посмотрел на экран.

— Запусти запись еще раз, — сказал он.

Петерсон вернул красную точку на прежнее место и нажал на пуск. Голова адвоката наклонилась вперед на дюйм. Послышался тихий скрипучий голос. «Древние греки говорят нам, что шестичасовое ожидание решит все наши проблемы».

— Я услышал нечто иное. Он не утверждает, что у нас есть шестичасовой период, когда в какой-то произвольный момент все наши проблемы будут решены. Я думаю, он говорит, что через шесть часов от этого момента произойдет некое событие, которое должно решить все проблемы.

— Ты так думаешь?

— Да.

— И какого рода событие может случиться?

— Зазвучит сирена. Это единственный способ добраться до Джанет Солтер.

— Он не сумеет. Однако у них может получиться, если они объединят усилия.

— Как?

— Что там происходит в восемь часов? Они едят? Время кормежки в зоопарке самое подходящее для бунта.

— Они едят раньше.

— Время просмотра телевизора? Спор из-за Си-би-эс или Эн-Би-Си?[32]

— Ты говорил, что еще одного бунта быть не может.

— Но что-то произойдет. Адвокат говорил очень уверенно.

Петерсон побледнел. Его покрасневшая от холода и ветра кожа стала белой как мел.

— Господи, — пробормотал он. — В восемь часов у них перекличка. Их запирают на ночь в камерах и пересчитывают. Предположим, тот парень сбежал днем, но они еще не знают. Они недосчитаются одного заключенного. В одну минуту девятого будет нажата тревожная кнопка.

Они поехали прямо в дом Джанет Солтер. Обед был почти готов. Оставалось всего десять минут. Спагетти с соусом, сыром и салатом на старом деревянном блюде. Джанет Солтер предложила Петерсону поесть вместе с ними, и он согласился. Но не более того. Он принял приглашение, потом отошел в сторону, взял Ричера за локоть и увел его в гостиную.

— Я останусь здесь, когда сработает сирена, — сказал он.

— Хорошо.

— Двое лучше, чем один.

— Всегда.

— Ты вооружен?

— Да. Как и миссис Солтер.

— Как приедет их парень?

— На машине, со стороны входной двери. Для других вариантов слишком холодно.

— Мы можем что-нибудь сделать заранее?

— Нет, — ответил Ричер.

— Наверное, мы можем предупредить тюрьму. Тогда сирена сработает сразу, а их человек еще не успеет занять позицию.

— Мы этого не хотим, — сказал Ричер. — Нам нужно, чтобы он прошел по подъездной дорожке в две минуты девятого. Именно в тот момент, когда мы будем его поджидать. Ты сам сказал, что нам необходимо с этим покончить.

В тысяче семистах милях к югу Платон вышел из своего дома и обнаружил три «Рейнджровера», аккуратно припаркованных один за другим. Шестеро мужчин, приехавших на них, стояли парами, не снимая темных очков и заложив руки за спины. Платон внимательно их оглядел. Он их знал. Ему уже приходилось использовать эту команду. Они были надежными, но не слишком способными исполнителями. Компетентными, однако лишенными вдохновения. Далеко не лучшими в мире. Второй сорт, вполне адекватные хорошисты. Их можно было описать самыми разными способами.

Он посмотрел на автомобили. Все одинаковые. Британские. Каждый стоил столько же, сколько образование в колледже. Но не в Гарварде. Он посчитал их в одном направлении: один, два, три. Затем обратно: три, два, один. Он должен сделать выбор. Платон никогда не использовал одинаковое расположение конвоя два раза кряду. Слишком предсказуемо. Слишком опасно. Он хотел иметь два шанса из трех, чтобы выжить при первом раунде, если до этого дойдет. Он считал, что второй раунд будет промахом. Двигатели с наддувом дают большое ускорение. Они лучше, чем с турбонагнетателем. Нет запаздывания.

Он выбрал машину номер три. Двойной блеф. В легком противоречии со здравым смыслом. Если будет взорван номер один или номер два, номер три окажется в ловушке из-за горящих останков впереди. Противник будет считать, что он это продумает. Вот почему Платон должен находиться в машине номер один. Что немного увеличивало те самые два шанса из трех. Конвои на высокой скорости становятся уязвимыми. Реечное рулевое управление, быстрота реакции — все это даст водителю третьей машины дополнительное время, чтобы уйти в сторону.

Он наклонил голову в сторону третьей машины. Один из стоявших перед ним мужчин тут же отступил в сторону и распахнул заднюю дверцу. Платон сел в машину. Там была ступенька — необходимая вещь, учитывая его рост. Он устроился на заднем сиденье. Кремовая кожа с черной окантовкой. Подлокотник на двери справа, подлокотник посередине. Кондиционер, работающий на малой мощности. Очень удобно.

Двое мужчин сели впереди. Двери закрылись. Включилась передняя передача. Конвой тронулся. Ворота разъехались в стороны, конвой притормозил, миновал ворота и покатил быстрее, и вскоре первая пыльная миля осталась позади.

Платон посмотрел на мужчин, сидящих впереди.

Их можно было описать множеством слов.

Но лучше всего подходило единственное: одноразовые.

Кухонный стол Джанет Солтер оказался немного узковат для семи человек. Из-за пистолетов на бедрах Петерсон и четыре женщины-полицейских занимали больше места, да и Ричер не отличался маленькими размерами, поэтому им пришлось сидеть локоть к локтю. Тем не менее получилась уютная атмосфера. Сначала Джанет Солтер была напряжена, как Петерсон с Ричером, только по другой причине. Женщины-полицейские радовались возможности поговорить. Постепенно Джанет начала расслабляться, Ричер с Петерсоном одновременно решили не нагнетать обстановку до тех пор, пока не возникнут реальные проблемы, и присоединились к общей беседе. Все рассказывали истории. Много лет назад Солтер посещала местную начальную школу. Мальчишки с фермы начинали носить зимнее нижнее белье в ноябре и не снимали его до марта. К январю запах становился ужасным. К февралю — невыносимым.

У Петерсона, который был вдвое моложе Джанет Солтер, имелась другая история. Он ходил в такую же школу, какие показывали в бесчисленных телевизионных шоу, и чувствовал себя частью Америки, пока не посмотрел на карту. Семьсот миль до ближайшей команды высшей лиги. И очень далеко от всего остального. Вкрадчивый голос у него в голове сказал, что он никогда не покинет эти места. В чем Петерсон открыто признался.