С ним едва не случился удар. Бутылка «Шато Лафит» тысяча девятисотого года в руках пьянчужки выглядела так же противоестественно, как выглядела бы, допустим, корона Российской Империи в руках уличного попрошайки. Выходите вы из метро, а на ступенях попрошайка клянчит мелочь, и вдруг от неловкого движения из-под полы его замызганного пальтеца, слепя вас блеском драгоценных камней, выкатывается та самая корона.

Лицо бедного Ветрова пошло пятнами. А мужички, не обращая на него никакого внимания, раскупорили бутылку. Тот, кто открывал бутылку, первым и отведал ее содержимого. Просто отхлебнул из горлышка. И скривился так, будто его только что насильно принудили съесть целый лимон.

– Кислятина! – сказал он с чувством.

И второй приложился тоже, тут же закашлялся и стал отплевываться:

– Ох и гадость!

Это было настоящим богохульством. Как если бы кто-то назвал «Джоконду» Леонардо беспомощной мазней. Потрясенный Миша Ветров еще не успел до конца осознать происходящее, а между мужичками уже случился короткий диалог:

– Ну что будем с этой фигней делать?

– Не знаю.

– Ты пить будешь?

– Гадость эту? Не-а.

– И я.

И тут же на глазах у бедного Миши драгоценную бутылку об асфальт – шварк!

Миша закатил глаза и завалился набок.

– Гляди-ка! – сказал мужичок. – Баклану этому, что ли, поплохело?

– Жарко сегодня, – флегматично ответил его собутыльник. – Вот у него чердак и задымился.

Такая им была дана установка: что бы ни происходило, продолжать играть. До тех пор играть, пока я не появлюсь.

И я появился. Я вынырнул из-за Мишиной спины, дружески потрепал его по плечу и участливо заглянул в глаза. У Миши взгляд был совсем никакой. Слабоват оказался парнишка. Уж больно впечатлительный. Просто на удивление.

– Привет! – сказал я ему. – Ты в порядке?

Он наконец смог сфокусировать свой взгляд на мне.

– А-а, – протянул он, – это вы.

Сознание стремительно к нему возвращалось.

– Евгений Колодин. Программа «Вот так история!». Как же, как же… – бормотал он.

Наконец он дозрел.

– Розыгрыш?

– Розыгрыш! – честно признался я.

– Нельзя же так! – попенял он мне. – Калекой можете сделать! Это ж святое!

– Перестарались маленько, – признал я собственные ошибки. – Сценаристы маху дали. Накажем. В размере месячного оклада. Штрафанем их – будут в следующий раз думать, прежде чем свои заморочки предлагать.

– А знаете, – вдруг выдохнул он, прижавшись ко мне так плотно, будто хотел меня в ухо поцеловать, – вы у нас вино заказывали. В ресторане. Помните?

– Как же, – с готовностью отозвался я. – Конечно, помню. «Шато Латур». Шестьдесят первый год. Восемь тысяч долларов бутылка.

– Так вот… – сказал он с покорным выражением лица человека, пришедшего на исповедь. – Это никакой не «Латур», если честно. Мы берем вино – тоже, конечно, неплохое, но все же подешевле, переклеиваем этикетку на бутылке и впариваем нашим крутым по восемь тысяч. Ну они, знамо дело, пьют и бредят – что южный склон холма, мол, что сахаристость, то да се…

Только теперь стало понятно, как мы бедолагу сегодня ухайдакали. В обычном состоянии он бы на такие откровения не решился. Основательно, видать, у парнишки мозги набекрень съехали, если он так бодро залопотал, будто его сывороткой правды угостили.

Но самое смешное было потом. Минут через пять, когда съемка уже закончилась, ко мне подошла Светлана и сказала голосом самым невинным:

– Женечка, материал мы отсняли что надо!

– Да! – легко согласился я. – Просто класс!

– Особенно последние две минуты, – продолжала Светлана. – После того мгновения, когда ты услышал про фальшивое вино «Шато Латур». Оператор держал тебя в кадре и молил бога, чтобы это как можно дольше продолжалось.

– Что продолжалось? – насторожился я.

– Ты бы видел свое лицо в те две минуты, Женька! То, что мы до того отсняли, – полная чепуха. Зато эти две минуты будут украшением сюжета. Сегодня наш герой – это ты.

И тогда я засмеялся. Понял, в чем дело. Сегодня я совершенно случайно оказался в шкуре наших многочисленных героев. Мишу Ветрова ни с того ни с сего прорвало, он поведал мне страшную тайну собственного жульничества, и я, обнаружив, что за два посещения того ресторана нас с Аней Косиновой нагрели тысяч этак на шестнадцать долларов, две минуты потом сидел в кадре с глупым выражением лица. Такого Колодина страна еще не видела. Теперь увидит.

– Ты ведь не будешь настаивать на том, что это надо вырезать? – все тем же невинным голосом спросила у меня Светлана.

– Зачем же вырезать? – вздохнул я. – Пускай люди увидят, как Колодин облажался.

– Спасибо! – сказала Светка и благодарно чмокнула меня в щеку.

* * *

Я проснулся, потому что в дверь позвонили. Было слишком рано, ведь я чувствовал, что не успел выспаться. Я еще раздумывал, открывать дверь или нет, а тем временем позвонили еще раз, теперь уже требовательнее. Стало понятно, что отсидеться не удастся. Я вышел в коридор и распахнул дверь. На лестничной площадке стоял Мартынов.

– Я очень рад, что ты еще жив, – сказал он мне будничным голосом.

– Не надо так шутить, – попросил я. – У меня от таких шуток настроение портится на целый день.

– Какие уж там шутки! – буркнул Мартынов, входя.

Он запер дверь.

– Ты один?

– Да. А что случилось?

– Тебе две минуты на сборы. А я тем временем все расскажу.

Мартынов подошел к телефонному аппарату и выдернул шнур из розетки.

– Мобильник у тебя есть? – спросил он.

– Да.

– Отключи его.

Я подчинился, хотя ничего не понимал.

– Одевайся! – скомандовал Мартынов. – Живо! Возьми с собой деньги, сколько есть, документы…

– Что стряслось-то?

– Эдуарда Косинова вчера вечером выпустили из следственного изолятора. А я с сегодняшнего дня отстранен от исполнения служебных обязанностей.

Честно говоря, лично для себя я во всем этом никакой опасности не видел. Косинова я не боялся, а перипетии служебной деятельности Мартынова казались мне столь же далекими, как пингвины в Антарктиде – знаю об их существовании, но столкнуться вплотную когда-нибудь в жизни вряд ли придется.

– Я был в служебной командировке, – сказал Мартынов, – вернулся и узнал эти новости – про Косинова и про свое отстранение. Повод выбрали – даже не подкопаешься. По делу о косиновском героине веских доказательств нет, там все шито белыми нитками, а потому надо бы гражданина отпускать. Ну и соответственно тому, кто допустил произвол, то есть мне, любимому, – служебное расследование, чтоб другим неповадно было, а на время расследования отстранить от работы.