Зачем я это делаю? Сегодня, всё, что произошло сегодня, выбило из колеи, растрепало привычную картину мира в клочья. Как по щелчку, всё, что я знал до, показалось сущим бредом. Что-то перевернулось, изменилось. Я же целенаправленно ехал из аэропорта к ней. Зачем? Не знаю. Просто понимал, что так правильно. Нужно.

Захожу в лифт, нажимая восьмой этаж. Бесконечность, всматриваюсь в восьмёрку, выбитую на круглой железной кнопке. Двери лифта разъезжаются перед моим носом, прежде чем я успеваю это понять. Перешагиваю, касаясь ногами кафеля подъездного коридора, и звоню в уже знакомую дверь.

Она открывает сразу, словно ждёт. Меня? На ней всё то же платье, но уже нет чёрного капрона и туфель на ногах. Волосы больше не лежат на плечах, а собраны в высокий пучок.

- Не все гадости сказал?

Шаг к ней, упираюсь ладонью в дверь, открывая ту шире, второй рукой касаюсь Дианкиного плеча, медленно проводя пальцем по V-образной зоне декольте, наблюдая за меняющимися на её лице эмоциями.

- Может быть, я извиниться? - склоняю голову вбок, заглядывая в её широко распахнутые глаза.

- Разве так извиняются?

Кладёт ладонь поверх моей, останавливая поползновение пальцев.

- Почему нет?

Поджимает губы, смотря за мою спину.

- Зайди в квартиру, - отходит назад, пропуская меня внутрь, - соседка-сплетница.

- Ладно, - шагаю и попутно снимаю куртку, оставаясь в одной рубашке.

- Давай повешу, - вытаскивает плечики, забирая у меня одежду, - на кухню проходи и обувь сними. Домработниц нет.

Киваю и иду за ней следом.

- Никит, - замирает у стола, упираясь в него руками, - давай серьёзно, не маленькие уже. Чего ты от меня хочешь?

- Знаешь, - сажусь на стул, закидывая ногу на ногу, - только сейчас это понял - то, чего хочу.

- И?

- Тебя. Не смотри так. Почему нет? Разве это запрещено?

- Что именно?

- Наше с тобой общение.

- Тебя устроит лишь общение?

- Нет. Давай будем честны, просто общение не устроит и тебя.

- Ты слишком самоуверен.

- Я слишком реалистичен.

Поднимаюсь, огибаю стол и замираю позади ее. Провожу по спине пальцами, чувствуя Дианкину дрожь.

- Ты дрожишь… - прямо в ухо, втягивая её запах, - ты боишься меня или себя?

Викторова издаёт смешок, облизывая свои пухлые губы. Кладу раскрытую ладонь на её талию, медленно поднимаясь к груди, накрывая ту с обеих сторон.

- Любишь? – резко разворачивается в моих руках, её губы слишком близко. - Или дразнишься? А, Шелест? – смешок.

- Пошли в ресторан.

- Когда?

- Завтра, - притягиваю её ещё ближе, невыносимо близко.

- Пошли. Я надену сексуальное платье, чтобы тебе понравиться.

- Ты мне и та… пусть оно будет красным.

- Красное. Хорошо. Ты пришлёшь такси?

- Я заеду сам. В семь.

- В семь, - резко отстраняется, - ладно.

- Ты должна была слушать тогда, - ловлю её и вжимаю в стену, - и я бы не оказался прав.

- Я зря призналась. Учту на будущее.

- Учти.

- Никита любит, когда всё так, как он сказал, правда?

- Как и ты, - в губы.

- Но всё и вышло так, как захотела я.

Сжимаю её сильнее, понимая, что могу раздавить.

- Я так не думаю.

- Конечно, - отстраняется. - До завтра?

- Это намёк, чтобы я свалил?

- Догадливый, - прикрывает глаза.

Кладу ладонь на её бедро, сминая подол платья, чувствуя её кожу, веду выше, нащупывая кружево белья.

- Руки, Шелест, убери свои руки.

- До завтра, - резко одёргиваю ткань платья. - Он к тебе тогда сам клеился?

- Кто?

- Самарин.

- Ты действительно хочешь сейчас это выяснять?

- И не только это. Завтра, всё завтра, - прижимаю указательный палец к её губам. - Спокойной ночи.

Отхожу.

- И тебе, - машет ручкой, присаживаясь на стул.

- Забыл, - набираю её номер, и мобильный, лежащий на столе, начинает вибрировать, - запиши: Никита.

- Откуда у тебя…

- Запиши, - выхожу из кухни.

Мне действительно это нужно? Я на самом деле хочу в этом копаться и что-то выяснять?

Скорее да, чем нет.

Всё слишком странно и притянуто за уши. Но во всём этом есть одна загвоздка: когда я выясню, что история с Самариным и Эммой - фикция и Енота оболгали, останется ситуация с Жориным.

Тогда она сделала всё это намеренно и до сих пор считает себя победительницей. Дура. Возможно, я бы забыл о ней, выкинул из головы. Но когда твой бывший лучший друг спустя месяц рассказывает тебе о том, какая у него любовь с той, в которую ты почти влюбился… задаёшься вопросом, а не сука ли она?! И задаёшься им долго. Когда тебя предает один, ты находишь в себе силы забить и жить дальше. Но когда это делают сразу два дорогих для тебя человека, тебя начинает мотылять. Отчаяние трансформируется в ярость, ту, которая поглощает и не дает забыть. Ты живёшь с этим. Помнишь, но в скором времени понимаешь, что это глупость, вычеркиваешь её из своей жизни, ровно до тех пор, пока кто-то вновь не чиркнет спичку, разжигая в тебе огонь ненависти. Всем управляет боль, страх и злость. Их катализаторы бессмертны, может пройти очень много времени, а потом - бах, и вся эта грязь выливается наружу.

Когда я вновь её увидел, там, в ресторане с мамой, я уже тогда подсознательно понимал, к чему это приведёт.

И что же происходит теперь? Я сам её нашел и сам сюда сегодня припёрся, она права, она ни о чём меня не просила.

Ди

Накрываю лицо ладонями, всё ещё остро ощущая его запах в своих лёгких, они переполнены им. Доверху. Я была рада, когда он исчез. Три недели спокойствия, но вместе с тем волнения. Я постоянно думала о том, что он вот-вот появится, внезапно, так и случилось. Он как знал, и выбрал самый неподходящий день. Я должна была быть собрана как никогда, но на деле тряслась подобно осеннему листу.

Шелест… гадский Шелест, зачем ты это делаешь, кто тебя об этом просит?

Теперь ещё и ресторан…

Я должна пойти, я же согласилась, а значит, должна. Кому я вру? Я сама хочу туда пойти, пойти и доказать, кого он потерял. Сейчас, сегодня он мне уже не нужен. Проклятый Шелест совершенно мне безразличен. Я просто хочу, чтобы он понял, знал, что я не страдала, что у меня всё было прекрасно и без него. Плевать на сплетни, он и сам в них не верит. Он верит мне и поверит во всё, что я ему скажу. Не сейчас, спустя время, но он будет верить лишь мне.