— Хорошо бы расспросить вас обо всем подробнее… — Спохватившись, Ромон добавил: — Но у меня столько дел в правлении! Я задержусь на несколько часов, снова навещу капитана Хебо, узнаю, как его здоровье, а потом мне нужно будет возвращаться. Надеюсь, когда-нибудь мы еще встретимся и тогда вволю поболтаем, миледи и… сэр. Желаю вам хорошо отдохнуть и благополучно вернуться домой.

— И вам того же, — откликнулись Лисса и Медноруд.

Сифелл пошел дальше, и Лисса с трудом удержалась, чтобы не проводить его взглядом.

— Неужели он действительно стал таким добрым? — задумчиво произнесла она. — Это не похоже на Ромона. Разве что он сильно изменился за последние несколько лет.

— Я уловил в нем противоречивые эмоции, — заметил Медноруд. — Он и вправду относится к вам с теплотой, но это чувство смешивается с какими-то негативными ощущениями. Мне кажется, он хотел бы… или лучше сказать «был бы рад»… задержаться подольше, но он слишком взволнован. Наверное, он и вправду тревожится о своих делах в другом полушарии планеты.

— Правильней сказать «о своих махинациях», — съязвила Лисса.

— Вы явно его недолюбливаете.

— Верно. Он всегда вежлив и иногда даже делает попытки со мной поладить. Но я стараюсь делать вид, что не замечаю этого, потому что он никогда мне не нравился. У нас слишком разные взгляды на жизнь. Вот уж не думала, что он уйдет так быстро, не попытавшись пригласить меня отобедать. Что ж, зато мне не пришлось придумывать отговорок. Пойдем.

Они вошли в почти пустой лазарет. Пострадавшие сузаянцы, после того как им была оказана первая помощь, вернулись на Новую Халлу. Ульдор Энарссон, проходивший первый курс лечения, объявил о своем желании вернуться в колонию. Доктора теперь решали, стоит ли ему все же закончить лечение здесь или лучше отправить его на Асборг. Впрочем, они в любом случае ручались за выздоровление.

Санитар провел Лиссу и Медноруда в комнату Хебо. Она оказалась маленькой, но уютной. Через распахнутое окно в комнату врывался свежий влажный ветерок. Запахи дождя смешивались с ароматом цветов, стоявших в вазе на тумбочке.

После большой потери крови Торбен был бледен, но он уже сидел, а не лежал, пролистывая какую-то книгу. Биоусилитель на бедре ускорял процесс заживления.

При виде посетителей Торбен отложил книгу, и Лисса ее узнала. То была «Сага о Рейчел Ирвингсдоттер», произведение времен заселения Асборга. Ее любимая вещь!

— Миледи! Дружище! Добро пожаловать! — радостно вскричал Хебо.

Лисса протянула ему руку. Пожатие длилось дольше, чем она ожидала.

— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина.

— Отлично, учитывая обстоятельства. Через два-три дня меня турнут с кровати и вытолкают в шею. И хорошо, а то кормят тут чем-то непонятным.

Лисса кивнула на вазу.

— Как мило, что вам принесли цветы.

— А, их притащил Ромон Касперссон. Привез с другой стороны планеты.

— Что-то не похоже на него.

— Да, он упоминал, что вы знакомы, — рассмеялся Хебо. — Не смотрите на меня так! Он был всего лишь посыльным. Вообще-то цветы прислала одна знакомая из моего офиса.

Лисса почувствовала неприязнь к этой девице. Но зато теперь она не должна себя корить за·то, что плохо думала о Ромоне. Выходит, она неплохо знает и Торбена, раз такой поворот ее не удивляет?..

— Видимо, она хорошо к вам относится.

— Да, мы друзья. От Ромона цветов не дождешься. Он, кстати, заглянет снова под вечер, прежде чем улететь.

— Он уже сообщил мне об этом, когда мы с Меднорудом встретили его по пути сюда.

— Господи, о чем мы вообще разговариваем?! Присаживайтесь. Я не мог дождаться вашего прихода!

«А я цветов не принесла, — подумала Лисса. — Не потому, что не смогла их отыскать, а потому, что это не пришло мне в голову».

Она опустилась на стул рядом с кроватью. Медноруд свернулся калачиком на полу, приподняв голову на длинной шее.

Голос Хебо дрогнул, когда с непривычной сердечностью он произнес:

— Кажется, вы спасли мне жизнь.

— Я тоже обязан жизнью — вам обоим, — откликнулся Медноруд. — Если бы вы не отправились меня искать, вы не подверглись бы такой опасности.

Лисса замахала руками.

— Оставьте эти сантименты! Мы впутались в беду из-за собственной глупости и некомпетентности, разве не так?

— Я бы никогда не назвал вас глупой и некомпетентной, — заметил Хебо. — Вы спасли меня даже дважды, миледи Виндхолм. Я не забыл тот случай на Джонне. И никогда не забуду.

Медноруд внимательно посмотрел на Торбена, потом склонил голову и просвистел несколько тактов из старой мелодии. Лисса узнала и музыку, и этот жест, и сердце ее преисполнилось нежности и уважения. Ее поразило, что сузаянец сразу понял то, о чем она сама лишь догадывалась: этот мужчина ей небезразличен.

— Называйте меня Лисса, Торбен, — смутившись, промолвила женщина. — После всего, что мы пережили вместе…

После минутного молчания он тихо сказал:

— Спасибо. Спасибо тебе.

Медноруд, сияя, поднял голову.

— Надеюсь, мы сможем встречаться почаще? — предложил Хебо. — В более спокойной обстановке?

Лиссе захотелось, чтобы сузаянец ушел, его присутствие вдруг стало помехой.

— Не знаю. В ближайшее время мы будем очень заняты.

— Так уж и заняты! Конечно, мы можем сами найти себе занятие…

— Чтобы убить время? — уточнила Лисса.

И, когда Торбен кивнул, решилась на откровенность.

— Я бы очень хотела встречаться с тобой, но при других обстоятельствах. Работа тут не помеха, но… Прости, Торбен, пожалуйста, прости, но я не могу забыть: мы боремся с тем, чем ты занимаешься. И пока мы с друзьями еще не выиграли битву.

— Эго не так! — возмутился он. — Я согласен, что развитие промышленности на Фрейдисе нужно контролировать.

— Да. Здесь нужна минимальная индустриальная база, которая станет еще больше сокращаться по мере того, как колонисты будут учиться жить по-новому. И нам придется торопиться, пока «Венусберг» не захватил всю планету.

— Вы преувеличиваете, моя дорогая Лисса, — заметил Медноруд.

Лисса приподняла брови.

— Вы же понимаете, о чем я.

— Но капитан… То есть Торбен имеет в виду совсем другое.

Женщина удивленно посмотрела на Хебо, а тот подозрительно глядел на сузаянца.

— Ты слишком ушлый, — нахмурился Торбен.

— Я не умею угадывать ваши мысли, сэр.

— А что ты умеешь угадывать? — резко спросил Хебо.

— Чувства. В данном случае — желание… Колебания. Внутреннее одиночество.