– Его ничто не остановило бы, – убежденно сказал лейтенант. – Он бы вернулся, даже если бы ему пришлось добираться пешком или вплавь. Похоже, он считает Индию своей родиной.

– Именно об этом я и говорю. Но Индия не является его родиной в подлинном смысле слова. Однажды он поймет это и вот тогда-то осознает, что ему нигде нет места – разве что в чистилище, которое, насколько я помню, находится где-то на окраине ада. Говорю вам, Уигз, я ни за что на свете не согласился бы оказаться на месте этого мальчика. И мне было бы наплевать, если бы он вернулся сюда по собственному почину, – тогда дело касалось бы только его одного. Но мы, разведчики, несем ответственность за его возвращение, а следовательно, дело касается и нас тоже, и именно это меня беспокоит. Впрочем, прошу заметить: мальчик мне нравится.

– О, с ним все в порядке, – беззаботно сказал лейтенант. – Правда, он держит с сослуживцами дистанцию, если вы понимаете, о чем я. Приветлив и ровен со всеми, но близко к себе не подпускает. Однако нельзя отрицать, что он лучший спортсмен-многоборец из всех, какие служили у нас в последние годы, и мы без труда одержим решительную победу над остальными полками бригады на соревнованиях в следующем месяце.

Ни Авал-шах, ни Зарин не служили в эскадроне Аша, и он довольно редко виделся с ними в Мардане, хотя при каждой возможности кто-нибудь из них выезжал с ним на охоту. Когда оба они не могли сопровождать друга по причине занятости, Аш отправлялся один или брал с собой одного из своих соваров – Малик-шаха или Лала Маста, уроженцев местности, расположенной за Панджкорой, чье общество находил приятным и у которых многому научился.

Малик-шах был превосходным шикари, способным подкрасться к стаду диких коз, оставаясь незамеченным до тех пор, пока не оказывался на расстоянии выстрела. В этом искусстве его родственник Лал Маст (столь дальний, что установить степень родства не представлялось возможным) почти не уступал ему. И хотя Аш провел с ними много часов в горах, он так и не научился двигаться столь же ловко и бесшумно, как они, и не овладел искусством сливаться с окружением до такой степени, что любой наблюдатель поклялся бы, будто в радиусе нескольких миль от него нет ни единого человека.

– Этому надо учиться сызмала, – утешительно сказал Малик-шах, когда самец антилопы, к которому они подкрадывались, вскинул голову и унесся прочь по равнине. – В моих краях от умения передвигаться незаметно, укрываясь за каждым камнем, деревцем и кустом травы, зачастую зависит жизнь, ибо все мы меткие стрелки и у каждого из нас много врагов. Но с вами, сахиб, совсем другое дело: вам никогда не приходилось лежать неподвижно, как камень, или скользить от валуна к валуну бесшумно, как змея, потому что на дальнем склоне тебя подстерегает враг или ты сам подкрадываешься к врагу, чтобы убить. Будь у меня в свое время такое ружье, – Малик-шах охотился с армейским карабином, – я бы стал полновластным хозяином нашей долины и двух десятков горных деревень. Подождите здесь, сахиб, и я подгоню антилопу обратно – она пробежит между тем ущельем и вон теми терновыми кустами. Вы наверняка попадете в цель.

Аш приобрел много друзей в окрестных деревнях и часто гостил у деревенских старост по ту сторону границы, где прежде мало кто видел белых людей. Солдаты его собственного подразделения были набраны в основном из пограничных племен: юсуфзаи, оракзаи, хаттаки и горстка афридиев. Но разведчики также рекрутировали в свои ряды значительное количество сикхов, индусов из Пенджаба, гуркхов из Непала, догров, гебров (персов) и пенджабских мусульман. И Аш иногда отправлялся на юг, за Инд, пострелять бекасов и газелей вместе с рисалдаром Кирваном Сингхом из сикхов или Викрамом, одним из индусских унтер-офицеров, – жизнерадостными мужчинами, которые своими речами напоминали ему друзей детства, веселых товарищей беззаботных, беспечных лет, проведенных на гулкотских базарах. Да, то было славное время – или было бы, если бы не Белинда.

Аш охотно проводил бы все свободное время в Пешаваре, увиваясь около Белинды. Но майор Харлоу разрешал ему видеться с ней не чаще раза в месяц, да и то лишь за чаепитием. И даже миссис Виккари, которая часто присутствовала там в качестве гостьи и обычно приглашала Аша к себе отобедать и сочувственно выслушивала его сетования, отказывалась признать поведение майора неразумным и советовала молодому человеку поставить себя на место отца, пекущегося о благополучии своей дочери. Лишь в Рождество (общепризнанную пору мира и доброй воли) из этого правила было сделано исключение, но к тому времени Пешаварская бригада только что вернулась с Каджурийской равнины, и Белинда кружилась в вихре светских развлечений – приемов, скачек и балов.

Аш отправился в Пешавар, чтобы вручить рождественские подарки семейству Харлоу и подать заявку на участие в скачках с препятствиями на второй день Рождества, которые он, к великому восторгу Белинды, выиграл, опередив соперников на голову. Она почему-то посчитала, что этот подвиг делает честь именно ей, и вознаградила Аша двумя вальсами и заключительным танцем на балу по случаю Дня подарков. Как следствие, Аш остался весьма доволен праздничным вечером, в ходе которого имел продолжительную беседу с миссис Виккари, потанцевал еще с несколькими молодыми леди и настолько понравился их матерям, что позже получил лестное количество приглашений на различные приемы и балы. Но он так больше и не появился ни на одном увеселительном мероприятии в Пешаваре. Он встретил новый, 1872 год в обществе Зарина и в совершенно другой обстановке – они взяли двухдневный отпуск, чтобы навестить Коду Дада.

Январь и февраль в тот год выдались морозными. Снег побелил пограничные горы, полк облачился в поштины – куртки из овечьей шкуры, спасаясь от холода, и Алаяр постоянно поддерживал огонь в камине в комнате Аша, куда ежедневно приходил мунши, чтобы учить сахиба чтению и письму. К началу апреля тополя и ивы, росшие вдоль Пешаварской дороги, дали почки, и в садах снова расцвели миндальные деревья. Весна пришла и ушла, а на границе по-прежнему царило спокойствие, и племена – по крайней мере, внешне – оставались в мире друг с другом и с британцами.

В Мардане разведчики играли в новую игру под названием поло, проводили учебные бои на равнине и обучали новобранцев, как делали уже много лет. Распорядок полковой жизни стал для Аша таким же привычным, как стены его комнаты или вид, открывавшийся с веранды столовой. День начинался с чашки горячего чая, подслащенного гуром и слабо отдающего дымом, которую Алаяр подавал Ашу в постель, а пока тот брился и одевался, старый патан обсуждал вчерашние события и рассказывал новости о происшествиях в Мардане и на границе да базарные сплетни. Затем следовали учебные стрельбы на открытой местности, завтрак в офицерской столовой, посещение конюшен, совещание в штабе, и время от времени проводился дурбар – своего рода заседание полкового совета, где разнообразные жалобы, просьбы об увольнении и все вопросы, связанные с политикой начальства и правосудием, рассматривались панчаятом (пятью старейшинами). Панчаят представлял собой орган самоуправления, действующий в индийских деревнях с незапамятных времен. В данном случае панчаят состоял из командующего, заместителя командующего, адъютанта и двух старших офицеров-индийцев, которые присутствовали не в качестве зрителей, а для того, чтобы убедиться в справедливости всех принятых решений, ибо, согласно системе «силладар», каждый человек в полку был, по существу, акционером частной компании, являясь владельцем собственной лошади и личного снаряжения, как подмастерье является владельцем орудий своего ремесла. Солдаты в корпус набирались не из безземельной бедноты, а из мелких землевладельцев. Они поступали на службу из любви к сражениям и ради славы (и трофеев, коли представлялся случай добыть таковые), а когда пресыщались военной службой, возвращались домой возделывать свои поля и посылали в полк своих сыновей.