рядом со мной, едва ли в десяти метрах, ломается ветка. Я вздрагиваю и едва не вскрикиваю от испуга, но Кево молниеносным движением успевает прикрыть мне рот рукой. Я даже не успеваю осознать, что он переместился, а Кево уже стоит передо мной, закрывая своим телом. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, а бесплотные шаги становятся все ближе и ближе.

– Что такое? – внезапно подает голос кто-то позади нас. Голос близко, слишком близко. Звук звучит так, как будто человек, которому он принадлежит, стоит по другую сторону ели.

– Мне показалось, что я что-то слышал, – отвечает мужчина, который, вероятно, и наступил на ветку. Он находится не более чем в нескольких метрах от меня и Кево. Я судорожно оглядываюсь вокруг, но не вижу ничего, кроме стволов деревьев.

Другой мужчина вздыхает:

– Да брось. Скажем, что обыскали лес. Но в такую дерьмовую погоду я не думаю, что группа Осло будет сидеть в лесу с Хранительницей и рисковать тем, что она замерзнет до смерти. Здесь много свободных домов.

Черт, – раздается в моей голове сердитый голос Кево.

По сути, он говорит именно то, о чем думала я. Это мятежники. Повстанцы, которые, очевидно, ищут нас. Хотя раньше я никогда не слышала термина «Группа Осло», совершенно ясно, о ком идет речь. И как-то логично, что отдельные повстанческие группы дают себе какие-то названия, чтобы отличать одну от другой.

Мы можем их вырубить, – говорю я, глядя на Кево. – Здесь достаточно источников, чтобы направить энергию. Мы можем привязать их к дереву или что-то в этом роде. Пока они придут в себя, нас здесь уже не будет.

Он почти незаметно качает головой.

Тогда они узнают, что мы где-то поблизости.

В ярости стискиваю зубы. Это должно было стать нашей прогулкой в нормальный мир, нашим отдыхом от всех сезонных драм. А мы вместо этого снова угодили в самую гущу событий.

– Я очень надеялся, что мы что-нибудь найдем, – ворчит ближайший к нам парень. Я до сих пор его не вижу, и непохоже, чтобы он отошел или приблизился. – Когда возродят Дом Ванитас, воцарится великий хаос. И я хотел бы как-то закрепить свое место в первой десятке тысяч.

– Думаешь, Джозеф выделит тебе место за своим столом, если ты доставишь ему девчонку Калино?

Кево обнимает меня за талию и притягивает к себе, парень смеется кашляющим смехом:

– Если я приведу ему девчонку, я буду следующим чертовым Хранителем Ванитас!

Где-то хрустит снег.

– Если бы ты ее нашел, то облажался бы. В том супермаркете их было двое, и оба обладали активными способностями. Кроме того, она убила Элию.

Меня тошнит от одного только имени. Мучительное чувство вины, которое пряталось где-то в глубине моего сознания, ожидая выхода на свободу, просачивается в каждую клетку моего тела. Моя репутация явно опережает меня. Я убийца, и убийство Элии теперь, вероятно, является тем пунктом в моем резюме, который упоминают другие люди, представляя мою особу.

Кево выводит меня из задумчивости, осторожно беря мое лицо в свои руки и заставляя посмотреть на него. На мгновение я теряюсь в его глазах, потом ель у меня за спиной вздрагивает и заставляет нас замереть.

– Идем! – раздраженно рявкает один из парней. – Обыщем дома. Мне нужно отлить.

– Мы в лесу, – отвечает другой. К моему бесконечному облегчению, голос кажется тише, а приглушенные шаги по снегу звучат так, будто они удаляются. – Помочись на дерево.

Ответ второго я уже не слышу, но не особенно об этом жалею. Когда звуки переходят в слабый ропот, наконец затихают совсем, я выдыхаю с облегчением. Кево отступает, проводит рукой по волосам и вздыхает:

– Они были так близко.

– Да, черт возьми.

– Они слишком близко к дому, – размышляет он вслух, а затем тихо ругается. – Мы должны вернуться и предупредить остальных. Если они обыщут дома, то могут застать их врасплох.

Я подавленно киваю. Наша небольшая вылазка явно подошла к концу. Тем не менее я хватаю Кево за протянутую им руку, и мы осторожно пробираемся обратно к жилому району. Я смотрю на него снизу вверх, и снова в его глазах появляется это выражение – всегда настороженный, всегда начеку, всегда беспокоящийся о своей сестре, своих друзьях… обо мне. Мне интересно, было ли когда-нибудь в жизни этого парня время, когда он был беззаботен. Кево мало рассказывает о своей семье, но, судя по тому, что я о нем знаю, его детство тоже было отмечено духом побегов и насилия. До своей смерти его родители служили в различных повстанческих группах, и хотя в то время между Домами Времен Года еще не было войны, я постепенно начинаю понимать, что это был за образ жизни. Что довольно печально.

И снова ловлю себя на том, что молюсь богам, в которых не верю, что нам удастся спасти этот мир. Что я сумею спасти Кево.

Проснувшись на следующее утро, я чувствую себя неспокойно, но хорошо. После вчерашней небольшой прогулки мы рассказали остальным то, что только что услышали. К моему облегчению, никто не спросил, что именно мы с Кево делали там посреди ночи. Но понимающая улыбка Кэт от меня не ускользнула. Никто не удивился тому, что повстанцы искали нас и уже знали об инциденте в супермаркете. Потому что, даже если ни Кево, ни я не узнали этих двоих в лесу, они определенно принадлежали к группе Джозефа. И я предполагаю, что Джозеф знает обо всем, что происходит в мире «плохих» мятежников. Однако, поскольку посреди ночи мы мало что могли сделать, решили пока не делать ничего и лечь спать. По крайней мере все, кроме Анатолия, который остался на вахте, чтобы быть в безопасности.

После этого я рухнула в постель, где, к своему удивлению, сразу же заснула. Хорошо, что Кево не предложил остаться в моей комнате на ночь. Мне нравится идея засыпать и просыпаться рядом с ним, но сомневаюсь, что в этом случае я смогла бы даже сомкнуть веки. Кроме того, всем нам нужно было немного отдохнуть, прежде чем приступать к реализации дальнейших планов.

Быстро приняв душ, спускаюсь в гостиную, которая на этот раз пуста. Делаю себе кофе и беру яблоко из корзины с фруктами, потом сажусь на диван и включаю телевизор. Многие станции не работают, но те, что остались, постоянно показывают новости. Пока ем яблоко и пью кофе, я смотрю на фотографии и кадры полетов дронов над большими городами и слушаю репортажи дикторов. Становится все хуже. Что, если честно, меня