Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выражение нежности мелькнуло на лице Анны Киль.
– Ты можешь об этом не беспокоиться.
– Если ты действительно ему друг, разве тебя не волнует, что ты рискуешь навлечь на него серьёзные неприятности с полицией, позволив ему тебе помогать?
Анна Киль улыбнулась.
– Ты можешь об этом не беспокоиться, – повторила она.
Они долго смотрели друг на друга. Затем Анна Киль нарушила молчание:
– Ты хочешь услышать историю или нет?
Элоиза кивнула. Она вытащила диктофон из внутреннего кармана и подняла его перед собой.
– Я хочу, чтобы ты разрешила мне записать разговор. Идёт?
– Да.
– Ты должна знать, что я, разумеется, процитирую твои слова в своей статье. Твоё имя будет упомянуто.
Анна Киль наклонилась к столу, сложила руки перед собой и на мгновение посмотрела на стол, как будто изучала сучки на древесине. Затем спросила:
– Ты представляешь себе, каково это – расти в пустом доме, без какого-либо реального контакта со взрослыми, в полном одиночестве?
Элоиза покачала головой.
– Нет, и твой отец рассказал мне о том времени, когда вы жили вместе. Когда ты была маленькой. Похоже, у тебя было хорошее детство.
– Хорошее.
– Да, – Анна Киль кивнула. – Похоже на то. Он любит тебя, ты это знаешь. Но у меня всё было не так. В моём доме не было любви, не было взрослых. Мой отец всегда или работал, или расслаблялся после работы, а мать, – она саркастически улыбнулась, – тоже была слишком занята, чтобы быть матерью. Её никогда не было дома, и она тратила все деньги, заработанные отцом.
– На азартные игры?
– Да, на азартные игры. Именно. – Анна Киль кивнула. – Что бы там ни было, в холодильнике редко была еда, одна только выпивка, и никто не приходил домой вечером, чтобы уложить меня спать. Никто обо мне не заботился.
– Почему никто не вмешался? Никто из школы не подал заявление о том, что творилось у вас дома?
– Заявление о чём? Я научилась справляться самостоятельно, я заботилась о себе сама, никогда никому не жаловалась. Учителя не знали, что происходило у меня дома; они думали, что я просто трудный ребёнок. А может, им вообще было всё равно – я не знаю. Но по крайней мере, все молчали.
– Что случилось потом?
– Мой отец исчез в один прекрасный момент. Я думаю, он устал от дома, от нас. Он переехал в Гренландию, устроился на работу и присылал нам деньги какое-то время.
Элоиза на мгновение задумалась, не рассказать ли ей о встрече с Франком Килем; что он пытался использовать положение дочери, чтобы вытянуть из Элоизы деньги. Но она не хотела добавлять ко всему этому ещё новую царапину.
Поэтому промолчала. И слушала дальше.
– Когда деньги перестали приходить, мать провалилась в чёрную дыру. Она начала тратить деньги, которых у нас не было. Много денег. Она одалживала большие суммы, играла на них, а когда проигрывала, не могла выплатить долг.
Она помедлила секунду и попыталась отбросить нахлынувшие воспоминания.
– Я помню ту ночь, когда они пришли к нам домой. Матери не было. Я не знала, где она, – я никогда не знала, где она бывала. Но было поздно, и я уже легла спать, когда раздался звонок в дверь. Я подумала, что это она. Она всегда приходила домой пьяная или под кайфом, вечно теряла то ключи, то сумку. Поэтому я предположила, что за дверью стояла она.
– Но это было не так?
– Нет. Там оказались двое мужчин.
– Ты их знала?
– Нет. Я никогда их раньше не видела.
– Что они хотели?
– Они спросили мою маму, и я сказала им, что она скоро вернётся. Хотя я не знала, придёт ли она вообще. Я просто стояла там в ночной рубашке, дрожа от ужаса, и надеялась, что они сейчас уйдут. Один из них был очень слащавым типом. Он улыбнулся, сказал, что я красивая, и спросил, сколько мне лет.
– Сколько тебе было?
– Восемь.
Элоиза покачала головой в отчаянии.
– Затем он наклонился, тот слащавый, взял меня за шею и поцеловал. Он засунул язык мне в рот. Я до сих пор помню вкус сигары и вина, ощущение его липкой слюны во рту.
– Ты его оттолкнула?
– Нет, я была слишком напугана. Я не сопротивлялась. Я только заметила, что что-то тёплое бежит по моей ноге. Это была моча. Я описалась от страха. А они рассмеялись, когда увидели это.
– Как ты от них избавилась?
– Я каким-то образом смогла закрыть дверь и стояла в темноте в коридоре, слушая, как они караулят мою маму во дворе. Когда она появилась, я услышала, что они схватили её и били по щекам. Я слышала, как они угрожали ей, сказали, что она должна им денег. «У тебя есть время до пятницы», – сказали они. Она ответила им, что не сможет достать всю сумму. Что должен быть другой выход, другой способ вернуть деньги.
– И что они сказали?
Анна Киль пожала плечами и безрадостно улыбнулась.
– Они сказали: «Твоя дочь. Как её зовут?»
Внутри у Элоизы всё перевернулось.
– Они захотели получить взамен денег тебя?
– Я до сих пор помню оживлённую доброжелательность, которая прозвучала в голосе матери, когда она поняла, как легко ей удалось отделаться. Ей не потребовалось и секунды, чтобы пожертвовать мной.
– Она погасила свой долг тобой?
Анна Киль кивнула.
– Да. Несколько дней спустя она отвезла меня в одно из заброшенных складских зданий в Нордхавнене, высадила из машины и сказала: «Хорошо повеселиться!» Ты только представь, так она и сказала. – Анна Киль исступлённо рассмеялась. – Итак, мой сексуальный дебют состоялся в мой девятый день рождения. Это был подарок на день рождения от мамы.
Элоиза закрыла глаза. У неё не хватало воображения представить глубину катастрофы, пережитой Анной Киль, и она могла только догадываться, как это отразилось на маленьком ребёнке. На человеческой душе.
– Мне действительно тяжело это слышать, – вот всё, что она смогла сказать.
Анна Киль кивнула, не глядя на неё.
– В первый раз меня брали по очереди трое мужчин. От них исходил запах пота и какая-то другая странная сладковатая вонь, мне не знакомая, смесь мёда с хлором: как я потом узнала, запах спермы. Там стояли ещё другие мужчины и наблюдали. Они стояли по всему помещению и смотрели, мастурбируя. Ждали своей очереди. И так это повторялось какое-то время. Мать высаживала меня перед зданием, а они заводили внутрь и насиловали.
– Сколько раз это произошло?
– Ты спрашиваешь, сколько раз я была там или сколько раз меня изнасиловали?