— Почему же, выбор у тебя есть, — не согласился Сильвестри. — Ты можешь вернуться в свою кондитерскую лавку и заниматься своими обычными делами, а можешь пойти к своему другу, шепнуть ему о том, что сейчас услышал, и посоветовать держать ухо востро.

— В таком случае у меня два вопроса, — проговорил Дельгардо, медленно обходя бильярдный стол. — Зачем мне это делать и зачем тебе об этом спрашивать?

— Этот коп слишком много лет досаждал нам, — заговорил Сильвестри. — Необходимость убрать его никогда не подвергалась сомнению, вопрос заключался в другом: когда и как? Ты знал его с тех пор, когда он был еще щенком, общался с ним, баловал его, делал ему всякие одолжения. Сделай еще одно: предупреди его о том, что его ожидает, прежде чем он свалится с пулей в голове. Пусть он будет готов. Что бы ты ни сказал и ни сделал, конечный результат не изменится — он все равно умрет, предупредишь ты его или нет.

— Ладно, ты объяснил, почему я, возможно, захочу помочь этому сорвиголове. Но остается еще один вопрос: тебе–то это зачем?

— Можешь считать, что я отдаю долг, — сказал Сильвестри, — не более того.

— Люди вроде тебя редко оказываются в долгу у таких, как он, — недоверчиво покачал головой Дельгардо. — Нас с ним связывает хотя бы прошлое — я был дружен с его папой, — а вот вас…

Фрэнк Сильвестри встал, и его громадная тень почти целиком накрыла бильярдный стол.

— Не у тебя одного есть прошлое, продавец сладостей, — сказал он, а затем бросил недокуренную сигару на пол, допил остатки бурбона и, тяжело ступая, вышел из комнаты.

Дженнифер еще раз сверилась с именем, закрыла блокнот и сунула его в задний карман джинсов, а затем поднялась на ухоженное крыльцо дома и толкнула полированную дверь. Она мягко нажала на кнопку домофона расположенной на пятом этаже квартиры и стала ждать, когда из серебристой коробочки ей кто–нибудь ответит. Однако ответа не последовало. Раздался негромкий щелчок, и женщина вошла в подъезд, который всего лишь днем раньше стал местом преступления. Поднявшись на площадку первого этажа, Дженнифер посмотрела направо, где на украшенном орнаментом полу виднелись следы больших кровавых пятен. Подход к ним был перегорожен желтой полицейской лентой.

За годы работы в полиции она так часто видела подобное, что легко могла представить себе картину произошедших здесь событий. Она умела отрешиться от эмоций и относиться к очередному преступлению как к загадке, которую во что бы то ни стало необходимо отгадать. Жизнь ежедневно вбивала в голову этот урок всем полицейским: что отцу Дженнифер, что преподавателям в академии, что ее первому напарнику, что капитану Фернандесу. И все же, несмотря на выработавшийся у нее иммунитет к переживаниям, Дженнифер так и не смогла до конца привыкнуть к холодной безысходности убийства.

Ассунта Конде открыла дверь за секунду до того, как Дженнифер успела постучать. Она посмотрела в ясные умные глаза молодой женщины и отступила на два шага назад.

— Если хотите войти — пожалуйста, — проговорила она, — но я уже рассказала другим полицейским все, что знаю, и они, похоже, были вполне удовлетворены моими ответами.

— Я здесь не в связи с убийством, — сказала Дженнифер, входя в квартиру. — Этим преступлением занимаются другие, и, насколько мне известно, к вам в связи с этим ни у кого нет претензий.

— Хотите кофе? — спросила Ассунта. — Я только что сварила свежий. Скверная привычка: всегда готовлю больше, чем могу выпить одна. Но когда доживешь до моего возраста, дурные привычки — это единственное, что у тебя остается.

Дженнифер кивнула:

— Если вы добавите туда молока и два кусочка сахара, не откажусь.

— А еще — пирожные и бисквиты, — сказала Ассунта и пошлепала на свою кухню, где она не только готовила, но, судя по всему, и ела. — Кофе помогает быстрее биться сердцу, но мало что дает желудку, поэтому его нельзя пить пустым.

Дженнифер прошла следом за женщиной на кухню, отодвинула от массивного резного стола тяжелый стул и села. Она наблюдала за тем, как хозяйка квартиры, двигаясь с необычной для ее возраста ловкостью, достала из шкафа две большие чашки. Глядя на Ассунту, нипочем нельзя было поверить в то, что всего двадцать четыре часа назад она всадила три пули в гангстера, чтобы позволить пятнадцатилетней девочке скрыться от его боссов.

Кухня была точь–в–точь такой же, как и у большинства других обитателей Бронкса итальянского происхождения: на стенах — обои в цветочек, множество сувенирных тарелок с изображениями президента Кеннеди и папы Иоанна XXIII, календарь с ликами святых на каждой странице и обведенными красным карандашом датами католических праздников. В раковине, до половины заполненной мыльной водой, ждала — и, по–видимому, довольно давно — своего часа грязная посуда, на покрытых гарью горелках газовой плиты стояли две большие кастрюли. В одной булькал томатный соус для пасты, во второй варились спагетти. Аромат пищи смешивался с резкими запахами чистящих веществ. Дженнифер словно вернулась на много лет назад и снова очутилась в кухне своей бабушки Франчески. Вот она, еще школьница, сидит за столом и делает домашнее задание, а круглолицая бабушка, напевая сентиментальные неаполитанские песенки, стряпает для всей их большой — из двенадцати человек — семьи. Она всегда готовила больше еды, чем могла съесть даже такая орава. Счастливые мгновения детства! Они оборвались вместе с жизнью ее матери, но Дженнифер хранила воспоминания о них, как самое дорогое.

Усевшись напротив, Ассунта разлила кофе по чашкам, а затем протянула руку, взяла с подоконника блюдо с итальянскими пирожными и бисквитами и поставила его на стол.

— Предупреждаю, — сказала она, — кофе у меня очень крепкий, на любителя. Но такой любил мой муж.

Дженнифер сделала маленький глоток. Кофе был густым и вязким, словно гудрон, которым заливают крышу, и имел привкус лакрицы. Он обжег ей небо и растекся горячей волной по пищеводу, оставляя ни с чем не сравнимое послевкусие.

— Да уж, — призналась она, — не кофе, а сущий динамит. В «Старбакс» такого не найдешь.

— Еще бы! — с гордостью ответила женщина, взяв чашку двумя руками и отпив за два глотка не меньше половины. — Отлично прочищает мозги. Так что вам будет легче задавать мне вопросы.

— Вы храбрая женщина, — проговорила Дженнифер. — Вчера вы спасли жизнь девочке и ради этого даже убили человека. Пойти на такое — очень непросто. Я прожила не такую долгую жизнь, как вы, но повидала достаточно, чтобы знать это.

— Возможно, мы обе делали то, что должны были сделать, — ответила Ассунта, допив кофе. — Каждый сам выбирает себе жизнь. У вас есть пистолет и полицейский значок, а у меня — воспоминания о моем муже.

— Я пришла сюда потому, что нуждаюсь в вашей помощи, — сказала Дженнифер, не сводя глаз с покрытого морщинами лица Ассунты. — Вы, конечно, не обязаны помогать мне, но, если вы рисковали своей жизнью ради Ло Манто, полагаю, он для вас что–то значит. А он, в свою очередь, безгранично верит вам, коли вручил в ваши руки жизнь своей племянницы. Для меня этого вполне достаточно.