А державы Антанты точно так же, как и немцы, спешили воспользоваться процессами распада России. Выражали готовность признать независимость Финляндии, Украины. Румыны при полной поддержке своих покровителей-французов ввели корпус генерала Браштиану в Молдавию. Расстреляли сторонников единения с Россией, как красных, так и белых, и Молдавия объявила о «добровольном» присоединении к Румынии. 23 декабря 1917 г. в Париже между военным министром Британии Мильнером и французским премьером Клемансо было подписано секретное соглашение о разделе сфер влияния в России. Во французскую зону вошли Украина, Бессарабия, Крым, в английскую Дон, Кавказ, Закавказье [126].

Позже к соглашению присоединились США и Япония. Рассматривались проекты оккупации Русского Севера, Сибири. При этом Япония выражала готовность немедленно послать войска и не только свергнуть большевиков, но и восстановить Восточный фронт против немцев. Это было осуществимо и не столь уж трудно. Высадить армию во Владивостоке, погрузить в эшелоны, и вперед! Какое уж там сопротивление смогли бы оказать анархические банды красногвардейцев? Но для проведения такой операции японцы выдвигали три условия. Первое — интервенция будет осуществляться только их силами, никто больше не вмешается. Второе — западные союзники признают преобладание японских интересов в Китае. Третье — Япония получит исключительные права на эксплуатацию природных богатств Восточной Сибири [168]. Франция высказывалась за принятие требований, но Англия и США воспротивились. Сочли, что японцы хапнут слишком большой кусок. Угнездятся в Восточной Сибири, займут Транссибирскую магистраль, и другим уже будет не влезть.

Внутреннее положение России продолжало ухудшаться. Октябрьский переворот углубил разруху, в которую страна покатилась еще при Керенском. Новое правительство решить этих проблем не могло. В ленинских планах построения социалистического общества все выглядело просто и ясно. Захват власти, подавление сопротивления эксплуататоров, уничтожение буржуазии как класса. После чего, как указывал Ленин в работе «Государство и революция», «все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие… Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы… Уклонении от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие — люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить с собой они едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой» [93].

Разумеется, руководить государством должны были не все «вооруженные рабочие». От их лица выступали выборные Советы. А руководить и направлять Советы предстояло партии, хорошо знающей, что и как делать. Реформировать государство и сделать его «одной фабрикой», считалось, будет просто. Ведь если утвердиться на вершине власти, можно использовать существующие государственные рычаги. И с их помощью вести перестроение всего общества. Однако этого не получилось. Когда большевикам удалось победить, все государственные инструменты и институты были уже развалены. В наступившем хаосе приходилось начинать с нуля. Да еще одновременно — и новое государство строить, и «эксплуататорские классы» подавлять. Посыпались декреты о создании народных трибуналов, Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и саботажем, об объявлении партии кадетов «врагами народа»…

Вводился 8-часовой рабочий день, был создан ВСНХ — Высший Совет народного хозяйства. Но гораздо быстрее, чем создавалось новое, доламывалось старое. Издавались декреты о национализации заводов и фабрик, об отмене сословий, «Табели о рангах»; всех законов Российской империи, об отделении школы от Церкви, а Церкви от государства. Начались и первые гонения на Церковь. Приоритет в данном отношении принадлежит Александре Коллонтай. Назначенная наркомом общественного призрения, она во главе отряда красногвардейцев попыталась захватить Александро-Невскую лавру. Устроила штурм со стрельбой, погиб один монах, несколько было ранено. Но Церковь была еще не по зубам большевикам. По колокольному звону сбежались верующие и отстояли святыню, а Коллонтай была предана церковной анафеме. Чем, кстати, очень гордилась — как почетным званием.

А результаты реформ оказывались далекими от ожидаемых. Национализация предприятий разрушила систему их связей и снабжения. Заводы встали без сырья и топлива, и 8-часовой рабочий день никого не интересовал. Законы отменили, но новых не было. Указали, что при вынесении приговоров судьи должны руководствоваться «классовым революционным правосознанием», — это оборачивалось бесчинствами и беспределом. Рухнула торговля, транспорт захватили миллионы солдат, хлынувших с фронта, и прекратилось снабжение городов. Решить проблему Ленин попытался «классово», за счет «буржуев», разработал декрет о реквизициях. Предписывалось в богатых квартирах изъять излишки вещей, продовольствия. Вводились даже нормативы, сколько пар нижнего белья оставить владельцу. На деле это вылилось в грабежи, хорошо поживилась шпана, а государству не досталось ничего.

Чтобы преодолеть финансовые трудности, Совнарком провозгласил национализацию банков. Но и это не дало ничегошеньки. Потому что банкиры позаботились заблаговременно перевести все активы за границу. Экспроприаторам достались груды ничего не стоящих керенок, превратившихся в макулатуру акций, облигаций, векселей. А пострадали в результате национализации отнюдь не банкиры, а рядовые вкладчики, хранившие свои сбережения в банках и разом их лишившиеся. Но Ленин не унимался. Очень уж ему хотелось побыстрее ликвидировать класс буржуазии. 20 декабря в декрете «О борьбе с контрреволюционерами и саботажниками» он определил, кого следует считать «буржуями». К таковым относились «лица, принадлежащие к богатым классам, т. е. имеющие доход в 500 руб. в месяц и свыше, владельцы городских недвижимостей, акций и денежных сумм свыше 1000 руб., а равно служащие в банках, акционерных предприятиях, государственных и общественных учреждениях». Предусматривалось, что они под угрозой тюрьмы или отправки на фронт должны иметь и постоянно носить при себе справки от домовых комитетов «о своем доходе, своей службе и своих занятиях». Для них вводилась «всеобщая трудовая повинность. Все граждане обоего пола с 16 до 55 лет обязаны выполнять те работы, которые будут назначены местными советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов…» [93].

Хотя спрашивается — ну какие «буржуи» еще остались в России к концу 1917 г.? Банкиры и крупные промышленники благополучно выехали за рубеж. И потеряли только недвижимость, изрядную долю состояний сумели перевести в закордонные банки. Рябушинский, Коновалов, Терещенко, Нобель, Путилов, Гинзбург и пр. остались и в эмиграции очень богатыми людьми. Братья Животовские устроились в Стокгольме, где у них имелась совместная с «Ниа-банком» «Шведско-Русско-Азиатская компания» [154]. Там же обосновался банкир Дмитрий Рубинштейн, стал финансовым агентом Олафа Ашберга. А Сибирский банк, через который шло основное финансирование большевиков, был… частично куплен британским правительством. Не за полную цену, но все-таки не бросили, на произвол судьбы не оставили.