Слава к Верди пришла не только потому, что он писал мелодичные оперы. Имелась и политическая причина, о которой сейчас забыли: он был мастером музыкального подтекста. Стендаль, писавший об Италии эпохи Верди, сказал как-то, что музыка для итальянцев, которыми поочередно управляли французы и австрийцы, была сферой, где они одерживали победу. Музыка оставалась для них единственной возможностью выразить себя политически. Постепенно сопротивление усиливалось, что привело к Рисорджименто и политическому объединению Италии. В музыке Верди патриоты слышали призыв к наступлению. Становилось это настолько очевидным, что на оперные премьеры Верди непременно приходила австрийская полиция. Политический подтекст, по-видимому, был чрезвычайно мощным.

На премьере «Макбета» флорентийская публика вышла из-под контроля, услышав арию Макдуфа «La patria tradita» («Родину предали»). Пришлось вызвать в театр полицию.

То же самое произошло и в Венеции. Хор в «Эрнани» начал свое пение словами: «Пусть Кастилии лев снова проснется!», что было интерпретировано публикой как намек на геральдического льва святого Марка. Во время представления «Эрнани» в Риме один итальянский жандарм повел себя весьма экстравагантно. Т. Р. Ибарра пишет в своей книге о Верди: «Он перекинул одну ногу через балюстраду балкона, на котором сидел, и проревел: „Да здравствует Пий IX!“ Затем он сбросил красивую каску в партер, а за каской последовали мундир и жилет, после чего швырнул незачехленную шпагу в сторону сцены, и она вонзилась в деревянную обшивку позади рампы. Поступок вызвал неудовольствие стоявших рядом певцов и музыкантов. Затем, балансируя на перилах, он принялся снимать остальные предметы своей одежды и почти преуспел в этом, когда его схватили другие жандармы и выпроводили из театра». Трудно сказать, чего в этом поступке было больше — политики или увлечения музыкой. Во всяком случае, Верди стал голосом политического андеграунда, и совершенно естественно во времена Рисорджименто звучал призыв «Вива Верди!», он стал своеобразным паролем.

Когда я шел к воротам, то услышал, как кто-то за стеной насвистывает мелодию. Я улыбнулся, узнав «Сердце красавицы» из «Риголетто».

— Вы знаете ее историю? — спросил мой гид.

— Нет, знаю лишь, что это — самая популярная оперная ария.

— Так оно и есть, и Верди знал заранее, что так оно и будет. Оперу ставили в Венеции, и Верди понимал, что стоит «Сердце красавицы» исполнить во время репетиций, и вся Венеция запоет ее еще перед премьерой. Тенор поклялся никогда ее не исполнять, и когда он впервые спел ее на генеральной репетиции, вся труппа зааплодировала. Так был сохранен секрет. Верди оказался прав. На следующий день каждый гондольер пел ее и поет до сих пор!

Модена находится примерно в тридцати милях к востоку от Пармы, по Виа Эмилия. Здесь родилась Мария Моденская, благородная и несчастная жена Якова II. Черные глаза и волосы передала она своему сыну, «черному дрозду» из якобинской песни, Джеймсу Фрэнсису Эдварду Стюарту.

В Модене делают гоночные автомобили — «Феррари» и «Мазерати», хотя, оказавшись здесь, вы никогда бы об этом не догадались: старый город кажется совершенно нетронутым промышленностью. Когда я сюда приехал, здесь шла распродажа скота, и продвинуться на машине казалось совершенно невозможным, пока полицейский не пришел мне на помощь и дал возможность проехать по узким улицам, запруженным телегами и фермерами с их коровами и свиньями, особенно свиньями. Интересно было наблюдать, как эти люди, одетые в лучшие воскресные костюмы (что свойственно всем фермерам), сидят за столами и, попивая местное красное вино, вступают друг с другом в отчаянные финансовые схватки. Вели они себя при этом совершенно безупречно. Пьянство считается бесчестьем, и это самая замечательная черта в латинском характере, свойственная как итальянцам, так и испанцам.

Я взял с собой в машину приятеля из Пармы. У него была назначена деловая встреча в Модене. Когда я, наконец, нашел место для парковки возле собора, он сказал:

— У меня есть время, чтобы показать тебе самую странную вещь в Модене.

— Что же это?

— Самое знаменитое ведро в Италии.

Возле красивого собора стоит кампанила из красного кирпича, она имеет отдаленное сходство с Башней Хиральда в Севилье. Здешние сефарды[64]ее так и зовут. Мы подошли к кампаниле, поднялись на несколько ступеней, когда приятель с изумлением поднял глаза.

— Его здесь нет! — воскликнул он. — Что случилось? Мы отыскали смотрителя, и он сказал нам, что secchia rapita — это можно перевести как «похищенное ведро» — недавно было украдено студентами университета Болоньи и только сейчас возвращено студентами Модены. Его пока еще не подвесили на обычное место в башне, но если мы пойдем с настоятелем, он нам его покажет. Он открыл комнату и протянул деревянное ведро, окованное металлическими обручами. Мне сказали, что это ведро — военный трофей: во время сражения 1325 года его захватили в Болонье воины Модены. Вот уже более шести столетий ведро то возвращается домой, в Болонью, то снова занимает свое место в башне Модены.

— Мы, итальянцы, все такие! — засмеялся приятель. — Поедешь в Перуджу, обрати внимание на цепи Сиены, висящие на стене Палаццо Комунале.

Мы договорились встретиться за ланчем, и он неторопливо зашагал прочь, опаздывая всего лишь на час к назначенному ему времени, а я пошел в собор, интерьер которого оказался чрезвычайно похож на норманнские соборы в Англии. Большое помещение, с массивными круглыми арками, мощными пилонами и трифорием. Построен он из кирпича и плит, добытых из руин римской Модены — тогда этот город носил название Мутина. Алтарь высокий, под ним сводчатый склеп, где лежат кости святого Джиминьяно, современника святого Амвросия. Он был знаменитым хилером, однажды ездил в Константинополь изгонять бесов из греческой принцессы.

Очаровательный город с узкими улицами и живописными аркадами был когда-то пересечен каналами, в настоящее время засыпанными, однако названия, такие как проспект Канал Гранде, напоминают и сейчас об этом. Был канал и напротив здания XVII века в стиле барокко, герцогского дворца, который построили, когда династия Эсте, изгнанная из своей древней столицы Феррары, мигрировала в Модену. В этом здании родилась Мария, и в этом же здании ее, когда ей едва исполнилось пятнадцать лет, выдали по доверенности замуж за сорокалетнего вдовца.

Неподалеку отсюда находится одна из самых восхитительных картинных галерей Италии. Я с большим удовольствием провел там час, глядя на замечательную коллекцию картин школ Феррары, Пармы и Модены. Одним из главных ее сокровищ является не итальянская картина, а прекрасный портрет Франциска I, герцога Модены. Веласкес написал его в Мадриде в 1638 году. Портрет поясной, на Франциске воинские доспехи, через плечо перекинут плащ, на груди — орден Золотого Руна. Герцог был так доволен портретом, что подарил художнику золотую цепь, которую Веласкес всегда надевал по торжественным случаям. Спустя одиннадцать лет Веласкес путешествовал по Италии с преданным ему слугой, мулатом Хуаном Парейей, и собирал картины Тициана и Тинторетто для Филиппа IV. Заехал он и в Модену. Герцог радушно принял гостя и подвел художника к его творению. Портрет висел во дворце на самом почетном месте.